И, наконец, Великая княгиня Софья, которая всегда ревностно следила за всеми политическими действиями супруга, немедленно увидела в сложившейся ситуации уникальную возможность.
Никто не знает, какие разговоры происходят в супружеских спальнях, но Иван Васильевич внезапно ощутил острое желание восстановить попранную справедливость и законный порядок вещей: кто такой, в конце концов, этот Алегам, и какое он имеет право на престол, который по закону принадлежит Мохаммед-Амину — сыну «старшей» жены покойного царя и таким образом, законному наследнику!?
Подумано-сказано-сделано, а повод найти никогда не трудно.
Алегам вздумал было в начале зимы 1486 года повоевать Вятскую землю, и хотя вятичи никогда не были большими друзьями Москвы, Иван Васильевич тут же заявил, что это злобный и враждебный акт, направленный против него и, не медля, в апреле 1487 года отправил походом на Казань большую армию под руководством старого и опытного воина князя Даниила Холмского.
Этот поход оказался славным и блистательным: Казань была на удивление быстро захвачена, а дабы показать свою строгость повелел Иван Васильевич воеводам своим (сам он, разумеется, в поход не ходил — в Москве оставался) жестоко расправиться с побежденными: всех князей и уланов, поддерживающих Алегама беспощадно, передушить, а самого Алегама заточил с женой в Вологде, а мать и сестер его сослал на Белоозеро.
Правда одна ложка дегтя упала в эту огромную бочку меда — очень обиделся за своего друга и родственника Алегама хан тюменский Ибак, тот самый, который собственноручно отрезал голову хану Ахмату — злейшему врагу Москвы и до этой поры находился с Иваном Васильевичем в самых дружеских отношениях. Он стал напоминать о дружбе и просил освободить Алегама с родней и отправить к нему, но Иван Васильевич хладнокровно рассудив, что Ибак свое дело сделал и, стало быть, больше не нужен, преспокойно отказал ему во всех просьбах. Угрозы Ибак особой не представляет, потому что находится далеко, а вот Менгли-Гирей — гораздо больший друг!
И вот теперь ликующие москвичи видели в солнечном затмении не знак беды, несчастий и войн, а знак падения давнего врага — вот, оно дескать, как: видали — сила нашего князя затмила навсегда казанское солнце.
Одним словом, все заинтересованные лица были довольны: Менгли-Гирей, Нурсултан, Мохаммед-Амин и особенно Великая княгиня Софья Фоминична.
В миг солнечного затмения она находилась в тихом, темном подземном переходе, и в то время как снаружи угасали солнечные лучи, она ощущала здесь невидимый, но волшебный свет лучей, исходящих от святыни, о которой никто кроме нее не знал.