Но Алек не мог заставить себя сделать это, хотя, оставаясь в Англии, он рисковал оказаться на виселице. Он предпочел остаться, но числиться умершим. Уехать из страны означало признать себя виновным. Алек предпочел «умереть», но не пойти на это.
Целый год он скрывался, залечивал раны, жил на случайные заработки, каждые несколько недель меняя место работы. Питербери помог ему перебраться в Лондон. Когда наступил мир, армию сократили, полки распустили, офицеров отправили в отпуска. Он выдавал себя за одного из многих военнослужащих, наводнивших английские города и не знающих, что им делать, поскольку прежние их профессии теперь не были востребованы. Алек разделял их отчаяние, гнев и беспомощность, как один из них и как джентльмен, который в других обстоятельствах мог бы что-то предпринять. Он обещал позаботиться о вдове и ребенке Уилла Лейси, но не мог выполнить обещание. Он мог бы предложить некоторым из своих прежних подчиненных работу в своем поместье, но не имел возможности вернуться домой. Он не мог даже сделать взнос в благотворительный фонд помощи вдовам и сиротам, потому что у него не было денег. Это был мучительный год крушения всех надежд.
Хлопнула входная дверь — Алек посмотрел в эту сторону и увидел невысокого человека неприметной наружности, глаза которого мгновенно пробежались по всему помещению. Не колеблясь, он двинулся к маленькому угловому столику, за которым сидел Алек.
— Брэндон?
Алек кивнул. Бесцветный незнакомец выдвинул стул, уселся, наклонился вперед и оперся на локти.
— Я Фиппс. Вы знаете, зачем я здесь?
— В общих чертах. Питербери сказал, что у вас есть какое-то предложение, которое может меня заинтересовать.
— Возможно.
Алек пожал плечами.
Губы мистера Фиппса сложились в тонкую линию.
— Я могу лишь дать вам шанс. Если вы примете мое предложение, дальше все будет зависеть от вас.
— Ничего противозаконного? Фиппс промолчал, его глаза сузились.
— Не важно, — пробормотал Алек. — Продолжайте.
— Работа требует большой осторожности. Прежде всего, нас интересуют результаты, но желательно действовать по возможности честными методами… хотя иногда честность в этом деле неуместна, и мы это хорошо понимаем.
— Моральные принципы допускаются. Это радует. Фиппс откинулся назад.
— Я вас раздражаю? Мне начинает казаться, что я напрасно трачу свое и ваше время.
Алек взял себя в руки и напомнил себе, что Джеймс Питербери считает предложение стоящим, а упрямство и нетерпимость могут провалить любое начинание. Кто он такой, чтобы рассуждать о морали и чести?
— Нет, — сказал он. — Продолжайте. Мистер Фиппс забарабанил пальцами по столу.