Грохот оборвался внезапно. Наступившая вслед за этим тишина принесла облегчение, но казалась неестественной. Оглушенный Калинин поднял голову. Комья земли скатились с плеч. Незавязанные наушники на шапке упали в разные стороны, словно у беспородной дворняги. Бомбардировщики удалялись, но радости от этого он не испытывал. С противоположного холма (расположенного так близко!) с огромной скоростью беззвучно неслись немецкие танки.
Холмистая окраина деревни Ельцово, ещё десять минут назад казавшаяся Алексею покрытой белой пеленой снега, была исковеркана воронками. Снег почернел, отчасти опаленный, отчасти густо усыпанный землей и торфом. Окопы в некоторых местах были разрушены, но Калинин видел в них шевеление. Красноармейцы оправлялись от бомбардировки; сбрасывая с себя землю, они поднимались со дна окопов и занимали боевые позиции.
Алексей тряхнул головой, и слух вернулся к нему.
Лязг и рокот железных машин ворвался в голову, и Калинин всей душой пожалел, что не остался глухим. До Алексея вдруг дошел тот ужас, который навеивали летящие на позиции роты немецкие танки. Темно-серые, выделяющиеся на фоне нетронутого белого снега холма, очень подвижные они походили на стаю волков.
Сзади раздались редкие выстрелы уцелевших артиллерийских орудий. Между танками поднялись облака взрывов. Снег вперемешку с землей вздыбился небу. Красноармейцы, ещё не оправившиеся от ужасной бомбардировки, открыли разрозненный огонь, но вражеская пехота ещё не появилась, и поэтому против танков, несколько из которых уже спустились со склона и, преодолев лощину, начали подъем, были эффективны только артиллерия, да противотанковые ружья.
Очередной выстрел артиллерийской батареи оказался удачным. Один из танков, спускающихся по склону, задымился и вспыхнул. Но этого было недостаточно для отражения атаки. Казалось, не будет конца огромной орде, переваливающей через гребень холма.
Танки открыли ответный огонь из башенных орудий, с их бортов судорожно застрочили пулеметы. Пули засвистели вокруг, несколько из них врезались в землю рядом с Калининым. От испуга Алексей откатился в сторону и упал в полузасыпанный окоп к бронебойщикам.
— Патрон! — неистово кричал крепкий бронебойщик без шапки, на макушке его можно было различить лысину. Второй номер, молодой солдат с выпученными глазами всего на год или два старше Алексея, уставился на лейтенанта.
— Патрон, твою душу! — снова рявкнул стрелок, и молодой красноармеец, спохватившись, суетно вставил бронебойный патрон. Стрелок лязгнул затвором, заряжая ружье, и надавил на спусковой крючок. Он метил в танк, поднимающийся по склону прямо на них. Но что-то не получилось — пуля прошла мимо или угодила в броню — танк остался невредим.