Так и прокачался все это время в гамаке, медленно потягивая сидр, пока за мной не зашел Игнатий.
– На вахту тебе, – сказал он. – Вооружись – и на борт никого не пускай. Даже на сходни. Стоял вахты?
– Не помню, – сбрехнул я.
– Тогда все просто – кто подошел, пусть себя назовет и дело свое, – взялся объяснять правила шкипер. – Если не назвал и на борт полез, то ты в своем праве пальнуть. Если пальнул, значит, нам боевая тревога, да и весь порт взбаламутится. Если хочешь тревогу сам объявить, только для нас – три раза в рынду, вот в таком темпе…
Он трижды стукнул мозолистой коричневой ладонью о столб.
– Если сам стрельбу услышал у кого-то – всех поднимай, рындой. И все. Не спи, не пей, через четыре часа сменим. Понял?
– Все понял.
– Ну и иди, раз понял, – сказал он.
Я застегнул на себе ремень с кобурой, нахлобучил шляпу, к которой уже привык, и пошел наверх.
Ночь была тепла, тиха, безветренна. В городе шумели, где-то играла музыка, по набережной прогуливались люди, явно приодевшись на выход. На мужчинах появились белые рубахи с темными жилетами, на женщинах – простые по форме платья, в основном чуть ниже колена. Было шумно, весело, многие были с детьми, сбивавшимися в стайки и носившимися по набережной.
В толпе гуляющих я заметил преподобного Симона. Одетый в белый сюртук, он прогуливался под руку с какой-то немолодой женщиной, беседуя с ней явно не на духовные темы. Она смеялась каким-то его словам, он тоже улыбался. Рядом с ними шли двое детей, мальчик и девочка, лет семи-восьми, о чем-то оживленно болтавшие друг с другом. Непохож в этот момент священник был на сурового пастыря и вероучителя. Никак непохож.
Придумывая себе занятие, я зашел в ходовую рубку, огляделся. Впереди, где и подобает, штурвал с картушкой компаса, рядом стол с зажимами для карт. Причем стол серьезный, вроде старого чертежного кульмана. А вот сзади, у самого входа, еще один пост. Так понимаю, что моториста, потому что из большой деревянной тумбы торчат какие-то рычаги с маховиками, и от них тяги с осями уходят как раз к двигательному отсеку. Такого я пока еще не видел. С другой стороны, все понятно – автоматизации управлением ноль, но если у паровой машины кочегары были, то здесь судовая машина проще, хватает одного машиниста. Вот так вдвоем они и управляют. Интересно, здесь машина постоянно в работе или только в штиль и при маневрировании? Так, наверное, – зачем зря топливо жечь, если паруса имеются.
Постоял в рубке, вновь пошел на палубу. Стемнело уже окончательно, но на корме каждого судна, пришвартованного к пирсам, светился масляный фонарь, так что света хватало, по большому счету. Откуда-то тянуло сигарным табаком, где-то негромко болтали люди, сидя на палубе, но где – я не разглядел. Да и пусть себе болтают.