Забалуев не был изнеженным сибаритом, но он любил жизнь с ее самыми острыми удовольствиями. Скачки – ставки, рулетка – ставки, карты – ставки, проигрыш – выигрыш. И особенный, главный момент – это когда фарт пошел. Когда ты еще не знаешь, каков окажется результат, но игра завертелась до необратимого, и тебя втягивает под колесо. Восторг, близость абсолютного предела – мечтаний, жизни… Кровь беснуется в жилах – то носится по ним, одуревшая от вина и возбуждения, то припадает к вискам и топит голову в вязкой сладковатой жиже.
«Но ничего, ничего, – улыбнулся Забалуев своим самым дорогим и желанным ощущениям. – Доведу эту игру до конца и все! Тут же в карету, и – в Петербург. А то еще лучше – в Ниццу. Если князь окажется не дурак, он сочтет за лучшее от меня откупиться, но конечно и я себя в обиду не дам, за дешево не отделаются. Развода захотел, Андрей Петрович? А пусть попробует, я им не какой-нибудь граф Суворов – обобрать себя не дам и в монастырь не сбегу. Хочет для сестры свободы – пусть положит мне годовое пособие в счет приданого, да еще поможет должок мой закрыть».
Вконец разорившийся на игре Забалуев успел залезть и в казенный карман, да спрятать растрату не успел – дернул же черт княгиню на преступление! Атак все было хорошо придумано – влиятельный и обеспеченный жених, готовый породниться с наследницей солидного состояния и родового имени. А что жених не молод, так оно и лучше, по сторонам смотреть не станет, дом будет укреплять. Все рассчитал, кроме одного – недооценил Забалуев будущую свекровь. Ох, недооценил!..
* * *
Забалуев оделся и вышел в гостиную. Долгорукая уже сидела там на своем излюбленном диване – разнаряженная и разрумяненная, как кукла. Она по-совиному крутила головой, зорко оценивая каждого входящего, и стращала и так, и эдак крутившуюся вокруг нее Татьяну.
– Да отойди ты, надоела мне, – махала на нее руками Долгорукая. – Ты кто?
– Господи, барыня, – чуть не плакала Татьяна. – Таня я, прислуга ваша. Вы меня совсем не помните?
– Таня? – княгиня как будто погрузилась в отдаленные воспоминания, но ничего там не найдя, просто решила смилостивиться. – Так и быть, ладно, – помню, помню. А чего тебе надобно от меня?
– Чай я вам принесла – ваш любимый.
– Что же ты врешь, что прислуга? – оттолкнула Долгорукая чашку. – Если и впрямь ты у меня в услужении, то знать должна, что я шоколад люблю, горький и горячий.
– Откуда шоколад-то? – расстроилась Татьяна. – Мы ж в Петербург уже сто лет не ездили.
– А нам и незачем. Вот Петенька вернется и все привезет. И иди ты от меня, утомила, однако.