Над ароматной кастрюлей и салатом, а также свежим хлебом, молча доставленным человеком на велосипеде как раз перед тем, как они принялись за еду, Алек развлекал ее непристойными историями из его студенческих дней в Париже, его остроумие и невозмутимость заставили ее хохотать до слез.
— Я не верю и половине того, что ты мне рассказал, — и она поперхнулась кофе, впадая снова в неудержимый приступ смеха.
— Роза, — заверил он ее сурово, — каждое слово, которое я говорю, абсолютная правда, за исключением разве того, что мой сюжет подвергся основательной цензуре, чтобы пощадить твой деликатный слух. Поскольку знаю, что если я хоть раз выйду за рамки приличия, то юный Локинвар явится с запада и увезет тебя прочь. Кажется, я говорил тебе, — добавил он, и его глаза сверкнули, — что тут нет телефона.
Роза поймала себя на том, что она снова захихикала. Вино и кальвадос ударил ей в голову, и она с удивлением поняла, что если бы Алек захотел соблазнить ее, то ей было бы достаточно трудно устоять против него. Его опыт в устройстве соответствующей обстановки, несомненно, заставлял женщин добровольно взбираться на каталку и умолять, чтобы их взяли на операцию.
— По-моему, ты выпила немножко лишнего, Роза, — осторожно заметил он. — Как нехорошо с твоей стороны. Пойдем, позволь мне уложить тебя в постель.
Два небрежных движения — и он уже наклонился над ней, поднял на руки и отнес наверх в ее комнату. К этому времени она уже знала в основном ход его мыслей, чтобы не ставить себя в дурацкое положение протестами. Он сбросил ее на постель, словно мешок картошки.
— In vino veritas[8], — процитировал он, глядя вниз на ее разгоряченное, сонное лицо, — как сказала преподавательница латыни художнице. Впредь тебе придется только нюхать пробку.
— Я хотела доказать, насколько тебе доверяю, — объяснила она сладким голосом.
— Маленькая кокетка, — ответил он предостерегающе и нагнулся, чтобы запечатлеть беглый поцелуй на каждой щеке, в континентальном духе. Внезапно Роза почувствовала безумное желание поцеловать его в ответ и закрыла глаза, чтобы спрятать свои мысли. Однако дверь уже стукнула, и он ушел.
На следующее утро она почувствовала острый, незнакомый запах его свежевымытого тела, когда он наклонился над ее постелью и потряс ее, чтобы разбудить.
— Уже шесть часов, — объявил он с упреком. — Знаешь ли, это тебе не летняя школа в Уэстли. Я уже позавтракал. Поешь чего-нибудь на скорую руку, я буду ждать тебя наверху.
На каминной полке стоял кофейник и корзинка со свежими рогаликами на столе, привезенная, вне всяких сомнений, каким-то другим невидимкой, работающим рано утром. Уже было очень жарко, Роза завязала волосы пестрым платком, чтобы они не падали на шею. Алек был одет в блеклые джинсы, отрезанные выше колена, и она пожалела, что не купила себе шорты. Как бы то ни было, она остановила свой выбор на легкой юбке из хлопка и очень открытой пурпурной жилетке. Роза за эти дни привыкла меньше стесняться своего открытого тела. Если даже оставить в стороне искреннее восхищение Джонатана, две недели живописи, когда перед ней находились различные обнаженные тела, мужские и женские, сделали свое дело и потеснили стыдливость, против которой Алек так уничижительно выступал. Хотя, пожалуй, с ее стороны было несколько неосмотрительно надевать в то первое утро одежду, оставлявшую так мало места для воображения.