— У неё дедушка был скрипач, — объясняет Мамочка, — он был концертмейстером вторых скрипок в Мариинском театре!
— Наверное, отсюда и слух абсолютный! — смеётся Александр Сергеевич. — А голос… — Тут он разводит руками.
Мамочка улыбается. Я думаю: при чём тут голос? Дома за ужином я рассказываю про эту дуру с её «двойным голосом». Папа ещё не пришёл с работы, Мамочка очень смеётся, Анночка удивляется, Бабушка качает головой, а Элка говорит:
— Да что за глупость такая! Какой «двойной голос»? Такого голоса не бывает!
— Конечно, не бывает, — говорю я. — Она ударила вместе «до» и «ми» первой октавы и говорит мне: спой вот это! Как я могу сразу спеть две ноты?
У Элки такое лицо, точно сейчас будет хохотать.
— И что ты спела? — У неё даже голос дрожит.
— «Ре», — говорю. — Я же не могу спеть сразу две ноты, поэтому я решила спеть ровно посередине!
Элка начинает так хохотать, что всё лицо у неё сморщивается и не видно, где глаза, где нос, где рот! Она хохочет — и все начинают хохотать, мы же все хохотушки!
— Так… надо же… было, — она через смех еле-еле говорит, — спеть эти… ноты… по очереди… Сначала «до»… потом «ми»…
Я начинаю страшно хохотать и говорю через хохот:
— Надо… было… этой дуре… так и сказать… Спой по очереди!
Мы все хохочем и не можем остановиться. Бабушка первая останавливается и говорит:
— Дети! Дети, пора успокаиваться — скоро уже спать ложиться!
Мамочка снимает очки, вытирает глаза платочком, надевает очки и говорит:
— Анночка, пойдём, я тебе всё там налажу с умыванием, чтобы ты могла сама. — И они уходят.
Бабушка собирает грязную посуду и уносит её на кухню. Мы сидим с Элкой за столом друг напротив друга, она смотрит на меня, я чувствую, что у неё смех трясётся внутри, и она тихим, трясущимся от смеха голосом спрашивает:
— А если бы она ударила бы тебе «до» и «фа» первой октавы, как бы ты середину нашла? Что бы ты сделала?
Я сразу вижу рояль, женщину за роялем, «приемную комиссию» — и говорю почти серьёзно:
— Наверное, я бы… сошла с ума!!!
Сегодня прихожу в школу, вижу девочку из нашего класса, идём рядом, я говорю ей «Здравствуй!». Она молчит. Я смотрю на неё, улыбаюсь, но у неё совсем неподвижное лицо. Вообще, мне все девочки кажутся не совсем живыми.
Входим в класс, я сажусь на свое место, смотрю на девочку, которая со мной сидит, и говорю: «Меня зовут Нина!» Эта тоже молчит и не поворачивает головы. Тогда я спрашиваю: «А как тебя зовут?» Молчит! Так и в первый день было, я тогда Мамочке рассказала, она говорит: «Ничего, дай им немножко опомниться, попытайся поговорить через несколько дней». Ну, я дала им всем опомниться, прошло несколько дней — и опять все молчат! Я думаю: какие странные девочки, я таких никогда не видела, наверное, это какие-то «другие люди». Потом думаю: ладно, не буду на них смотреть, буду смотреть на Марию Григорьевну!