Звенит звонок, и мы выходим из класса. Несколько девочек остаются. В коридоре опять то же самое — все к стенкам прилепились. Да ну, в конце концов, мне это надоело!
Я смотрю: коридор-то совсем пустой, широкий и длинный. Ух, как здесь здорово можно пробежаться! С первого дня хочется. Я встаю на середину, а потом как помчусь — так хорошо бежать! Вижу конец коридора, там не буду останавливаться, а побегу помедленнее, сделаю кружок и обратно помчусь! И только я это придумала, вижу, открывается последняя дверь и оттуда выходит женщина. Я чуть на неё не наскочила, но успела остановиться. Она мне очень строго говорит: «Ты почему бегаешь?» Я очень удивилась и не сразу ответила: «А разве бегать нельзя?!» — «В школе бегать нельзя! — очень строго говорит женщина. — Бегают во дворе, а в школе ходят по коридору во время переменки — ты меня поняла?!» Я так рассердилась — какая глупость, не дают бегать по такому большому коридору! Вспомнила, что надо про себя сказать, сказала, а потом Мамочкиным голосом, она его называет «сухой», говорю: «Поняла!»
Женщина ушла обратно, я иду по коридору и думаю: всё равно буду бегать!
Сейчас будем писать чернилами по косым линейкам, и я жду, когда Мария Григорьевна ко мне подсядет и будет водить моей рукой.
Уроки кончились, собираемся домой, вижу, две девочки шушукаются. Шёпотом говорят. Ну чего они боятся?
Вышла из школы — как на улице хорошо! Побежала домой. Дома ещё лучше. Ура! Мамочка дома, сейчас поговорим! За обедом я говорю:
— У нас в классе девочки не такие, как все девочки, они — «другие люди»!
Мамочка спрашивает:
— Почему?
И я всё-всё рассказываю: как они не здороваются, не прощаются, не отвечают, когда с ними говоришь, читать не умеют, считать тоже не умеют, даже три плюс четыре не могут сложить, некоторые уже шушукаются, но очень тихо, на переменке никто не играет и не бегает — все стоят, прилепившись к стене.
— «Другие люди»! — говорю. — Я таких никогда не видела.
Бабушка говорит:
— Деточка, «других людей» не бывает, все люди — это просто люди.
— Да какие же они «просто люди»? — возмущаюсь я. — Вот в нашем дворе мы с Анночкой уже полдвора знаем, потому что у нас во дворе — «просто люди», а в школе у нас — «другие люди».
Мамочка начинает мне объяснять, что у нас дом, где живут научные работники, что у нас хорошие условия жизни, а у девочек из нашей школы плохие условия жизни, потому что это школа, где в основном учатся дети железнодорожников. И она ещё много рассказывает про то, как с этими детьми никто не разговаривает, родителям некогда, отцов у многих нет — их убили на фронте.