И зеленоватый контур решительно двинулся прочь. Борун ринулся следом. Впервые в жизни, с самого своего нерадостного одинокого младенчества, он почувствовал себя ребенком, страшащимся потеряться в темноте.
– Нет-нет, я готов! Я... я сделаю. – Он почти плакал. – Только боязно!
– Боязно! – передразнил пращур. – Огненный страж, помнишь? Ладно, – смягчился он. – Ты пойми, дурья твоя башка, колдовство эта ограда, просто колдовство и ничего больше.
– Ну... – неуверенно выдохнул Борун, не понимая, к чему тот клонит.
– Ну! А в тебе колдовской природы ни на грош. Чужда она тебе, не подействует на тебя колдовская сила. Для тебя ограда эта заклятая – просто красивый забор. И ничего больше.
Дед стремительно развернулся, полыхнул на Боруна оранжевыми плошками глаз.
– Берись! – рявкнул он. – Хватайся!
И Борун, зажмурившись, выбросил вперед руку. Пальцы сцапали что-то твердое, прохладное, гладкое, стиснули в горсти. Свечение не обжигало, рука вообще не чувствовала ничего, кроме плотной поверхности, которая не была ни железной, ни деревянной, ни каменной. И все же на ощупь это была просто вещь – безобидная, как любое звено самой обычной ограды. Он открыл глаза, торжествуя, потряс решетку. Спутник одобрительно хлопнул его по бедру – до плеча ему было не дотянуться.
– Открывай!
Борун, взявшись двумя руками за створки ворот, одним презрительным толчком распахнул их. Створки, не потревоженные в течение целой эпохи, разошлись на диво легко и беззвучно. Распалась надвое ажурная мерцающая лента в два человеческих роста высотой, и в разрыв – вязкая, черная, будто кровь земных недр, что выходила порой на поверхность в рудных горах, – втекла дорожка. Борун, хотя и чувствовал себя всемогущим после покорения ограды, невольно отодвинулся, словно неведомое вещество дорожки могло вылиться наружу и напасть на него.
– Что ты видишь, внучек?
Борун послушно вгляделся в темноту. Там, внутри охраняемого заклятиями двора, было еще темнее, чем здесь, снаружи. Борун то напрягал глаза до рези, то расфокусировал зрение. И начал различать колоссальную массу – различать лишь потому, что чернота воздуха в ней сменялась чернотой материи. Когда глаза привыкли к игре оттенков тьмы, он ясно увидел перед собой на другом конце дорожки огромную полусферу, правильную и чистую.
– Какой-то черный купол. Стоит прямо на земле.
– А украшения? Какие-нибудь башни, шпили, статуи?
– Какие еще башни! Эта штука гладкая, как лысина.
Предок длинно присвистнул. Мордочка его выражала недоверие и восторг.
– Подумать только... Совершенная иллюзия, идеальный покров, маскировка, созданная величайшими магами вселенной и служившая от начала времен, – обращается в ничто в глазах обычного простоф... хм, просвещенного человека. Ты великолепен, мой мальчик! Ты что же, никогда не видел Дом вердиктов?