— Что? — взрываюсь я.
— В гипервселенной ничто не единично, — объясняет он. — Если ты миллиардер на какой-то Земле, значит, ты миллиардер на миллиардах других.
Я оглядываюсь на серебристое зеркало.
Он делает мне знак подойти к аппарату, объясняя:
— Богатство — вопрос удачи, Росс, а удача неизбежна.
Я собираюсь перешагнуть через красную черту, но передумываю, отворачиваюсь и говорю ему:
— Нет. Так я не могу.
— Почему? Разве тебе не интересно узнать, кто посмотрит на тебя оттуда?
И тут я говорю ему, чего хочу.
Глаза Джоэла становятся огромными, как блюдца, и он говорит:
— Черт! Почему я не додумался до этого?
Полина плакала. Об этом свидетельствуют покрасневшие глаза и опухшие щеки. Она почти вбегает в зал, обнимает меня, почти виснет на мне и, прижав губы к моему уху, шепчет:
— Ты должен пойти к врачу. Завтра же. Обещай!
— Обещаю. Твердо.
Тут она всхлипывает, смотрит через мое плечо и спрашивает:
— Это то самое?
— Идем, — говорю я ей. И беру ее за руку, перевожу через красную черту и подвожу к зеркалу настолько близко, что оно может воспринять нас во всем нашем сложном единстве — два живых уникальных организма, идущие рука об руку, вверяющие себя фантастическим безднам гипервселенной.
Легкое щекочущее ощущение, треск статического электричества, запах озона.
И внезапно зеркало начинает отражать, и мы видим, как наше отражение улыбается нам.
Одеты они не так, как мы. Черный смокинг и вечернее платье. И то, и другое не совсем привычного фасона. Но у них — наши лица, наши души. Наши собственные изумленные улыбки.
Я поднимаю руку, чтобы приветственно помахать.
И другой Росс поднимает руку таким же движением и в тот же миг.
И тут обе женщины берут машущие руки в свои и поворачивают своих мужей одинаковым сильным движением, и теперь я гляжу только на мою жену, только на нее. На ее красивое безупречное лицо. И дивлюсь простой неизбежности Удачи.
Перевела с английского Ирина ГУРОВА