Зигзаги судьбы (Дичбалис) - страница 12

Серое утро, нас собрали в коридоре школы, но вместо утренней зарядки последовало ужасное сообщение, которое оказалось роковым для многих честных и патриотически настроенных людей. Они погибли в последующей волне арестов, доносов, ссылок и расстрелов. Одна невинная жертва была вырвана и из нашего класса — Нора Вальцет. Она отказалась подписать донос на родителей.

Вместе с нами в квартире жили ещё две семьи. Юрист по фамилии Мессер с супругой и профессор немецкого языка Мэри Крих. Её муж, профессор лингвистики, был арестован и сослан куда-то. Её брат, химик, тоже сгинул в безвестности. По ночам все прислушивались к шагам по лестнице, особенно, если поднимались трое. Но меня это как бы не касалось, ни мама, ни бабушка не объясняли мне их такое пугливое поведение.

Мне кажется, что меня просто оберегали от посвящения в истину происходившего. Только теперь я понимаю, что происходило.

С Мэри Крих я «познакомился» в семилетнем возрасте. Она, бездетная, обожала меня, и так как между нашими комнатами были широченные двери, которые не замыкались, я свободно ходил по её комнатам.

Её муж и брат коллекционировали почтовые марки. Это была бесценная коллекция в нескольких толстенных альбомах, которые мне часто показывали. И вот, выбрав день, когда семьи Крих не было дома, я прихватил самый толстый альбом и перетащил его в мою комнату и сразу же доложил об этом маме. Вот, де, какая удача! У них альбомов куча, никто не заметит пропажу нескольких тысяч почтовых марок, а нам они пригодятся — красивые, приятно на них смотреть… Это были мои оправдания на вопросы матери, объяснявшей мне, что мой поступок некрасив и может быть понят как воровство, а не «распределение красивых марок». К этому времени вернулась семья Крих. Мать заставила меня перенести альбом обратно и передать его собственникам со словами: «Простите меня, я — вор!»

Ох, помню, как было ужасно произнести эти слова! С тех пор я не тронул ни одной вещи, не принадлежащей мне. Хотя нет… Обстоятельства, о которых будет рассказано ниже, вынудили меня много позже воровать еду у немцев и кофе у американцев!

Одно из последних воспоминаний детства — это несколько недель, которые вместе с бабушкой я провёл во фруктовом питомнике под Алма-Атой.

Яблони, яблони и ещё раз яблони. В компании мальчишек моего возраста я переходил от яблонь одного сорта к яблоням других сортов. Земля была устлана, как ковром, упавшими с деревьев фруктами (трясти яблони или лазать по ним нам не разрешалось). Мы объедались сочными фруктами до такой степени, что откусывали только самые привлекательные кусочки спелых, как бы покрашенных в розовые, жёлтые и красные тона плодов. Неба было почти не видно, так как оно закрывалось тяжёлыми ветвями деревьев. Мы бегали меж стволами — как бы в сказочном дремучем лесу — и наслаждались плодами, из-за которых произошло грехопадение Адама и Евы. Я думаю, что винить их за это нельзя! Это я понял, лёжа с раздутым животом под яблонями, на которых красовались плоды — один привлекательнее другого…