— Конечно, они будут хранить его, — ответила Хиона. — А может быть, их зашита потребуется мне и завтра в случае, если на меня нападет Невидимый.
Она сказала это обдуманно, чтобы посмотреть, какое действие ее слова произведут на славонку Мизру.
Но она не ожидала увидеть на лице камеристки глубокий ужас, не ожидала, что та прижмет руки к сердцу, словно защищаясь от удара.
— Что… ваше высочество… знает о… о Невидимом? — нерешительно спросила Мизра секунду спустя.
— Очень мало, — ответила Хиона. — И я хотела бы услышать от вас побольше.
Ужас Мизры сменился паникой.
— Говорить о нем в вагоне его высочества опасно, ваше высочество. Очень, очень опасно. В другой день, в другое время, но не здесь!
Она почти застонала, осенила себя крестным знамением, сделала еще один реверанс и выскользнула за дверь спальни. Хиона услышала, как она пробежала через гостиную и притворила за собой дверь королевского вагона.
Хиона знала, что после остановки к дверям вагонов были приставлены деревянные ступеньки для удобства тех, кому потребовалось бы выйти или войти.
Теперь справа и слева от ступенек стояли часовые.
Хиона задумалась о странном поведении Мизры. Однако с удовлетворением заключила, что камеристке известно про Невидимого, и рано или поздно она уговорит ее рассказать все.
— Словно интрига в романе, — сказала она вслух и собралась отдернуть занавески на окнах, когда сообразила, что тогда ее можно будет увидеть снаружи.
Поэтому она открыла дверь и вошла в гостиную, где горел только ночничок, погасила его и только тогда отдернула занавески.
За стеклами она различила скалистые склоны над перевалом, деревья у их верхнего края, а еще выше — прекрасные гордые пики на фоне звезд.
Но окно ограничивало кругозор, и она увидела меньше, чем ей хотелось бы.
Понимая, что поступает неосторожно, она вышла из гостиной в небольшой тамбур и открыла дверь над неровной каменистой площадкой — платформы здесь, в высшей точке перевала, как она догадалась, не было.
Часовые отошли от ступенек, но все еще стояли смирно с винтовками в руках спиной к ней.
Оберегают ее, подумала она с легкой улыбкой, от скал и деревьев — ведь больше вокруг ничего не было видно.
Из двери вагона ей открылся великолепный вид не только на пики над перевалом, но и на панораму хребтов в отдалении.
В черном небе брильянтами переливались звезды, а восходящий месяц заливал серебристым светом каменные обрывы.
Красота была такая, что у Хионы перехватило дыхание.
Именно этого она ждала и почувствовала, что теперь ей будет легче молиться о желаниях своего сердца. Ни разу с той минуты, как ей пришлось покинуть Англию, она не ощущала такой близости к Богу.