Мы невольно остановились, очарованные редким зрелищем.
Не больше пяти минут продолжалось удивительное свечение снега в воздухе и на земле. А потом все померкло, и сразу стало как-то неуютно и грустно.
Мы растерянно переглянулись и пошли дальше, перебрасываясь редкими фразами о том, что все в мире непрочно и нельзя быть всегда счастливыми, что это так же верно, как то, что день сменяется ночью и, чем ярче день, тем чернее кажется ночь. Может быть, мы начали философствовать так, потому что пора было прощаться, а расставаться не хотелось. Казалось, так бы вот и шел рука об руку долго-долго, пока двигались ноги, а глаза смотрели вперед.
В тот день я вернулся в часть поздно. Ребята спали. А на меня, наверно, не подействовала бы и маска с морфием.
Я еще не мог свыкнуться с мыслью, что наконец-то свершилось то, о чем я так мечтал. Прошедший день был похож на чудесный сон, и я все боялся: меня вот-вот ущипнут за руку, и, проснувшись, я увижу, что вовсе и не встречался с Люсей, и не был с ней в загсе.
Но меня никто не будил. И в кармане лежала драгоценная бумага, подтверждавшая, что все, что произошло, — правда.
«Ну тогда я буду будить других, — эта мысль подняла меня с постели. — Прежде всего надо сказать Кобадзе».
Я прошел к его кровати, сел в ноги.
— Ты слышишь, Гиви? — не так-то легко было добудиться капитана. — Ну проснись же.
— Тебе чего? — он повернулся на другой бок.
— Я женился.
— Приснилось? Очень приятно. Мог бы и утром сообщить.
— Да нет, серьезно. Вот свидетельство. — Я зажег спичку.
— Какое свидетельство? — Кобадзе приподнял голову и открыл один глаз.
Я поднес к нему освещенный документ.
— На, прочти.
— Постой, постой, ничего не понимаю. «Гражданин Простин… и гражданка Молоканова… вступили в брак, — забормотал он, — о чем в книге записей актов…» Так, печать на месте, дата выдачи… — и вдруг он отбросил одеяло и сел рядом, свесив на пол тонкие волосатые ноги.
— Ну ты дал по закрылкам! Просто не верится! Как же это? Или все-таки разыгрываешь меня? Почему тайно, как бедный армейский прапорщик из пушкинской «Метели»?
— Вы чего там? — послышался из темноты бодрый голос Лобанова. Он, видимо, тоже недавно пришел с гуляния. — Случилось что?
— Случилось, — капитан поднял над головой свидетельство. — Простин женился.
Лобанов зашлепал босыми ногами к нашей койке.
— Как это женился? Снова вспыхнула спичка.
Он взял свидетельство и стал читать его, да так громко, точно нарочно хотел разбудить товарищей.
И ему это удалось. Один за другим летчики подавали голоса со своих коек. Сначала они выражали знаки возмущения по поводу поведения Лобанова, но, когда узнавали, в чем дело, шли пожать руку. Даже Истомин счел своим долгом поздравить меня.