А еще она была верующей. В этом состояло их главное различие. Для Ферриса большинство жизненных вопросов были открытой темой, допускающей трактовки, обсуждение и пересмотр. Гретхен действовала в обратном направлении, от идеалов к действительности. Возможно, когда они были моложе, она была не столь уверена в незыблемости своих принципов, а может, Феррис со временем порастерял часть своих. Эта дистанция во взглядах уже начала слегка беспокоить его, когда он отправлялся в Ирак, но сейчас она лишь увеличивалась. Гретхен знать не хотела ничего того, что могло бы разочаровать ее в ее идеалах. Если бы Феррис попытался объяснить, что именно так беспокоит его в ситуации с Ираком, она бы лишь покачала головой, сочтя его доводы неубедительными.
Но как бы они ни различались, Гретхен хорошо знала, как навести мосты через разделяющее их расстояние. Она была на редкость жадна до секса и по-своему творчески подходила к этому. Это было то, что не укладывалось в стереотип образа юриста. Когда она первый раз пришла к нему в госпиталь, она слегка распахнула плащ, чтобы показать ему свой новый бюстгальтер, пояс для чулок и молочно-белую кожу. Ей хотелось, чтобы он помедленнее раздел ее. Феррис сначала воспротивился, думая, что предает других раненых, лежащих в госпитале, но сопротивлялся недолго.
Когда он сказал ей, что отправится в Амман, она расплакалась. Не от горя, что снова будет в разлуке с ним, а от гордости за то, какую работу он делает. Она принялась говорить о том, что оба они сражаются в одной и той же войне, принося личное счастье в жертву чему-то большему. Безумие, подумал Феррис. Никто и никогда еще не сохранял счастливый брак во имя блага страны. Он уже начал думать о том, как долго это будет продолжаться. Для нее он стал скорее героем, чем реальным человеком. В день отбытия, в аэропорту, он попытался сказать ей, что не может быть уверен в том, что сможет сохранять супружескую верность, столь долго находясь вдали от нее.
— Просто никогда и ничего не говори мне об этом, и у нас все будет хорошо, — перебила она его.
Затем она поцеловала его и сказала, что любит. Феррис тоже сказал «Люблю тебя», но для него эти слова, похоже, становились пустым звуком.
Амман
На следующий день после возвращения из Берлина Феррис отправился в Управление общей разведки к Хани Саламу. Охранник на пропускном пункте сначала остановил его бронированный джип на въезде, а затем махнул рукой, разрешая ехать дальше. Очевидно, уже прошли слухи, что он — друг паши. В такой стране, как Иордания, это дорогого стоило. Вся жизнь вращалась вокруг королевского двора, слухи распространялись беспрепятственно, как вода. Придворные, казалось, знали все и обо всем. Например, в течение пары дней весь дворец знал, что Феррис назначен исполняющим обязанности начальника отделения ЦРУ уже через пару недель после его прибытия, после высылки из страны Фрэнсиса Элдерсона. Предполагалось, что это должно быть большой тайной, но весь этот город был как одна большая компания. Или «Компания», «контора», как сотрудники ЦРУ называли свое ведомство.