— Хорошо, — согласилась она и сдавила пятками лошадиные бока. — Только, не дергай узду понапрасну — ночью кони видят лучше людей.
В ее голосе — интонация насмешки. Или просто хоть и лунная, но все же ночь влияет на слух сочинителя, обостряя его?
— Я за нее просто держусь.
А духа земляной горы, как оказалось, зовут "terra konus". А майдан — не "mountain" ли? Но главное — конь, и в самом деле, припустил за своим собратом.
— А скажи, Дульцинея, — снова заговорил с прекрасной наездницей Сказочник, — почему вы эту горку называете майданом? Ведь майдан — это ровное место.
— Здесь собираются все верховые. Отсюда видно далеко.
— Ну а териконики? Они-то кто?
— Ими пугают детей в наших селах. Говорят, они живут в тех длинных пещерах, у подножия кургана. Но их там нет — я проверяла. Там только подземная вода.
— Грунтовые воды, — вслух перевел ее выражение Сказочник. — И в самом деле, не называть же их шахтерами? Не боялась, что засыплет?
— В детстве я боялась только одного — строгого отца.
— Дуль-ци-не-яаа! — разнеслось в лунном свете подтверждение ее слов.
— А лошади у нас не от того, что мы живем на границе леса и степи, — продолжила свой рассказ лунная наездница, услыхав отеческий крик, но совершенно его не испугавшись, — а от того, что когда-то, давным-давно, слепнущие в темноте и пыли лошади таскали вагонетки в этих старых шахтах. Этих лошадей не поднимали наверх, а чтобы они работали лучше, рудокопы время от времени приносили им ковыль.
— Поэтому они так хорошо видят в темноте? — догадался Сказочник, немного разбирающийся в наследственности и изменчивости.
— Да. И поэтому до сих пор их бесит ковыльный запах.
— Память предков. Интересно.
Но тут, на резвом коне, подскачил пан Папелом.
— Дульцинея! — громко и грозно воскликнул он.
— Тато, — тихим голосом осадила дочь папаню, а заодно и его коня.
— Ох, наиграешь батога! — сдаваясь, все же пригрозил заботливый отец плеткой с короткой ручкой, рассматривая незнакомого спутника дочери и поджидая отставших Мыколу и Павло. Отставших скорее из вежливости, а не из-за неопытности гарцувания.
— Это, папа, пысмэнник, — представила Дульцинея Сказочника отцу, позабыв о просьбе, — ему интересны старые шахты.
— Та шо ж пан пысмэнник хочет там побачить, тэмной ничью? — хитро прищурился Папелом.
— Не так уж она и темна, но важно — коротка. В такую-то ночь, уважаемый поселянин, и оживают старые легенды, или рождаются новые. Вам ли этого не знать?
— Нам ли в это верить? — задал Сказочнику строгий вопрос тем временем подъехавший Навигатор, обнаружив рядом со своей возлюбленной чужака. — Я тебя знаю?