Шевеление в стороне — некто, нечто, точка увидела автомобиль и парой осторожных движений, вероятно движением глаз, прищуром, а может поворотом головы, наблюдением выдала себя — смотрящему сверху.
Машина остановилась, и два бойца, быка, жлоба, боевика, один в короткой кожаной куртке, а другой в длинном черном пальто, оба с широкими шеями (не явно, но характерно они напомнили мне одного моего одноклассника, и когда тот был еще жив, я, пользуясь знакомством, брал из его библиотеки книги, например Шопенгауэра, почитать. Книги были необходимы ему для работы с людьми, и не без гордости он причислял себя к старой воровской школе, но все же двое из сна были похожи на него, а времена изменились и он успешно со временем погиб) выволокли из салона и бросили в дорожно-помоечную грязь-слякоть проститутку. На ней была лишь одна рубашка, мужская, естественно синяя или синеватая, а сама она была красива молодостью, и красоту эту не могли испортить безусловный страх и грязь-слякоть. Тем более рубашка, а мужские рубашки, как известно, украшают женщину, даже если она проститутка и из четырех шагов из грязи к смерти сделала уже три.
А жлобы (прекрасное, почти забытое сейчас слово), бойцы, быки, насмехаясь, повалили ее на колени, прямо в грязь, и тот, что в куртке, схватил ее за волосы, а тот, что в пальто, вытащил из-под полы обрез. Обрез-двустволку, и ощерясь во все здоровые, а может быть фиксатые зубы, выстрелил у самого лица считающей шаги и не думающей о спасении.
Ее животный страх и такой же визг вызвал у жлобов дружное ржание. Тот, что в куртке, отстраняясь, вытянул вперед руку с намотанными на кулак волосами, а тот, что в пальто направил обрез прямо ей в лицо.
Но они не знают о движении, а тому, что смотрит сверху, видно все. Уже движение, а не шевеление, там, в стороне, и тот, кто сверху, наблюдая, понимает, что все в синем свете и значит кровь будет черной.
Тишина, замерло все: палец на курке, ухмылки, остановившиеся взгляды и точные мысли, картечь в патроне… и натянутая до глаза тетива.
Хрясь! У того, что в пальто, дернулась голова и подломилась нога — стрела из синей темноты острой смертью пробила височные кости, но палец в агонии нажал на курок и еще один громкий выстрел врезался на этот раз в автомобиль. Брызнуло каленое стекло, а тот, который в куртке, запутавшись вмиг вспотевшими пальцами в волосах, не сделал короткого, но необходимого движения, подумав о пистолете.
Хуг! Вторая стрела, на этот раз торопливая и поэтому не такая точная, пробила кожаную спину, и уже не спеша выключила в жлобе синий свет. А точка, шевеление, движение в синеватых лохмотьях осторожно приподнялась над мусорной баррикадой, а та, что в рубашке пока еще ничего не поняла, кроме того, что все еще жива.