Пока Квиллер добирался до Индейской Деревни, небо над головой сделалось свинцовым — наступили ранние сумерки. Он не удивился, обнаружив, что в четвертом блоке все было перевернуто вверх дном. Все, что не было прибито к стенкам, валялось на полу, — ну, почти все… Странным образом кувшин для мартини и перчаточница остались на своих местах. Но с поверхности письменного стола была сметена каждая бумажка, каждая ручка. Две лампы опрокинуты, а датский коврик, напоминая неприбранную постель, разворошен и перемят. Коты выступили в привычном для себя амплуа, но вот к добру или к худу — это как посмотреть…
Коко явно гордился тем, что натворил. Вытянувшись во всю длину, он валялся на каминной полке и с наслаждением взирал на учиненный им разгром. А куда же подевалась Юм-Юм? Она, как зритель, устроилась на галерке, то есть на ступеньках лестницы, оберегая невиданное сокровище — пластинку жевательной резинки, оброненную одним из полицейских.
Квиллер видел немало кошачьих безобразий и хорошо знал, что делать в таких случаях: не выходить из себя, не набрасываться с бранью на животных, ликвидировать хаос.
Прибирая квартиру, Квиллер размышлял обо всем происшедшем. Кошачьи выходки означали приход Великого — но также и конец Дела о трёх гнилых яблоках. По опыту репортёр знал, что Коко теперь потеряет интерес к деревянным яблокам, малиновкам, резным шкатулкам и письмам в газету на имя главного редактора. Это подтверждало его теорию, имевшую два возможных решения: либо Као Ко Кун сознательно боролся со злом, либо он был обыкновенным котом, проявляющим интерес то к одному, то к другому, и всякие совпадения были чистой случайностью. Однозначного ответа у Квиллера не было. Учёные, прослышав о «сиамском чуде» от одного офицера полиции из Гдетотам, предложили исследовать мозг кота, но Квиллер отказался наотрез. Ему нравилось думать, что секрет феноменальных способностей Коко кроется в его усах: шестьдесят «антенн» вместо положенных сорока восьми.
На обед кошкам Квиллер нарезал кубиками индейку из лавки деликатесов «Тудл», а для себя открыл банку консервированного супчика. Потом он почитал им вслух — Юм-Юм слушала, свернувшись калачиком у него на коленях, а Коко гордо восседал на ручке его кресла. Вдруг в какой-то момент тельца обоих животных напряглись, и головы разом повернулись к окну. Снаружи все было тихо, ночь стояла тёмная, но свет кухонной лампы озарил первые снежинки, медленно слетающие на пересохшую землю.
Коко гортанно заурчал, а Юм-Юм тихонько мяукнула. Это была прелюдия к наступлению Великого!