Он вздыхает.
– Угу, поверь. Думаешь, это легко? Поверить, в смысле. Я Богу-то толком поверить не могу, а тут ты себе веры требуешь. Так что – извини, но вряд ли получится. В силу, скажем так, довольно объективных причин. К тому же, – с какой такой стати, спрашивается?
Я опять улыбаюсь и продолжаю:
– А конкретно мне верить тут совершенно не обязательно. Потому как причины потопа в Библии, старик, очень даже четко прописаны. Просто ее очень странно читают. Ищут какие-то тайные смыслы, упорно не замечая самого простого и самого очевидного. Примеры хочешь?
– Хочу, – кивает, – если от главной темы не слишком отвлекать будут.
Я соглашаюсь:
– Да я коротко. Просто уж иллюстрация очень яркая, грех промолчать. Меня раньше, когда я тоже, как и ты, пытался поверить в Бога, почему-то всегда атмосфера в большинстве церквей убивала на фиг. Все это кликушество, истеричность, бабки зыркающие. Как-то все очень неправильно, да и не по-доброму, согласен? Ты туда заходишь уже заранее в чем-то виноватый, понимаешь? И – никакого тебе праздника. Хоть вроде как и обещали. А потом в Евангелии от Матфея прочитал неожиданно, что тот, кто молится прилюдно, уже получает награду свою. А молиться надо, если верить тому же Матфею, запершись в темной комнате и оставшись с Богом наедине. Потому как свобода и спасение, которые принес Иисус, – штука сугубо личная и индивидуальная. Такие вот дела. Канонический текст. Который все читают и старательно не замечают, будто его и не было.
Он кривится, будто только что сожрал что-то уж очень кислое.
Типа лайма.
– Да тут-то как раз все понятно, – говорит. – Обычный механизм психологической защиты. Брать на себя ответственность за спасение собственной души, – штука, я так понимаю, неимоверно тяжелая. Пусть лучше поп об этом волнуется. У него и ряса, и борода, и вообще по штату положено. А мы лучше – бочком, бочком. В Бутово, вот, к примеру, в сталинские времена на полигоне почти двести тысяч человек расстреляли, слышал? А сейчас типа мемориал, что само по себе хорошо, разумеется, но дело не в этом. Там вокруг куча деревень. Где люди живут. Самое что ни на есть ближнее Подмосковье. И тогда тоже жили. Ты думаешь, они не знали, что там, на этом полигоне происходит-то? Знали прекрасно. Они этого просто не замечали! Ходили в сельпо, зарабатывали трудодни в колхозах, смотрели в сельском клубе комедии про трактористов. Самогонку после бани принимали. Короче, все, как положено нормальному советскому человеку. А расстрелы – просто не замечали. Ну, не замечали и все тут. Хотя не знать о них, в тех деревнях проживаючи, было технически невозможно. А тем не менее получалось. Так что этот пример, извини Егор, совершенно неинтересен. Давай лучше к башне вернемся. Или – к потопу, тут уж тебе решать. Я, брат, немного по другому ведомству. Не по филологическому, что характерно. И даже не по философскому…