Он попытался потянуться, и его вырвало.
Блин.
Кажется, приехали…
Понять бы еще – куда…
Ларин осторожно приоткрыл сначала один глаз, потом второй.
Нда…
Хреновые наши дела, господин военный обозреватель…
Даже в маленькой, но безумно гордой республике Ичкерии подобного дерьма как-то до сих пор удавалось избегать, а тут…
Сложенные из здоровенных камней сырые подвальные стены.
Тусклая сороковаттная лампочка на голом шнуре.
Орать – совершенно бесполезно, звукоизоляция, похоже, идеальная.
У противоположной стены – грубо сколоченный деревянный стол, несколько таких же стульев и табуреток.
Дополняют картину трое небритых кавказцев и красивая русоволосая девица с гордым, будто из алебастра выточенным лицом.
Камея просто мраморная, а не профиль…
Говорила тебе мама в детстве, Глеб, Царствие ей Небесное, что надо избегать дурных компаний.
Не послушался, дурак.
Теперь вот расхлебывай…
Один из кавказцев, почувствовав взгляд Глеба, обернулся, ткнул локтем в бок другого, видимо, старшего. Тот смерил Ларина тяжелым холодным взглядом, потом, не торопясь, подошел к пленнику вплотную и, кряхтя, присел на корточки.
Пахло от него, надо сказать, преотвратительно.
Тяжелыми метрами опускающейся на грудь холодной и сырой могильной земли.
Кавказец поцокал языком, достал из кармана пачку сигарет, вынул одну, прикурил, вставил фильтр в уголок ларинского рта, дождался, пока тот несколько раз жадно затянется, и вышиб окурок резким и хлестким ударом ладони.
Едва ли не вместе с челюстью.
И все это – молча.
Бывает.
Глеб сплюнул мгновенно ставшую кровавой слюну. Пока – в сторону сплюнул, не на кавказца.
Незачем его уж совсем-то злить.
Пока.
Кавказец недобро усмехнулся и наконец-то разжал губы:
– Ну, старый знакомый, я ж тебе говорил: уезжай в свою Москву.
Глеб попытался изобразить пожатие плечами.
Насколько позволяли плотно приковавшие руки к трубе браслеты наручников.
– Я – человек подневольный…
И снова потерял сознание после жесткого, акцентированного удара в подбородок.
Просто вспышка в глазах.
И все.
Тишина.
Пришел в себя только минут через несколько, оттого что по лицу медленно стекала струйка теплой, вонючей жидкости.
Приоткрыл глаза.
Точно.
Тьфу, гадость…
Прямо перед ним, осклабившись, застегивал ширинку один из «младших» кавказцев.
Ладно, сука…
Будем живы – сочтемся.
Глеб помотал головой, разбрызгивая мочу в стороны. Изображать глубокий обморок было бессмысленно.
Профессионалы.
Прижгут, скажем, лицо сигаретой – и все дела.
Попробуй тут, не дернись…
«Старший» взял тяжелую табуретку, покряхтывая, уселся напротив, закурил.
– Ну, журналист, давай, – вторая попытка. Говорил я тебе: уезжай в свою Москву?