Русоволосая тем временем стремительным, гибким и плавным движением поднялась на ноги, несколькими красивыми, уверенными взмахами сильных рук с узкими аристократическими ладонями и чуть крупноватыми запястьями отряхнула слегка запылившийся подол модной шерстяной юбки и спросила у старшего неожиданно мягким, низким грудным контральто:
– Можно?
Старший кивнул:
– Конечно, Лейла, конечно, девочка моя…
Она коротко кивнула, взглянула оценивающе на Ларина и повернулась к двум молча курившим до этого эпизода в углу «младшим» кавказцам:
– Альви, Руслан, подготовьте русского.
Глеб хотел пошутить, что это по-военному четкое распоряжение отдано на прекрасном русском языке, но все дальнейшее произошло настолько быстро, что времени на шутки у него просто-напросто не осталось.
Ни мгновения.
Его грубо, выворачивая скованные браслетами руки и сдирая с запястий остатки и без того безумно саднящей кожи, подняли, сильно, но не зло, как покойника, пнули сначала под коленки, а потом по икрам, вышибая ступни вперед.
Он еще успел подумать, что теперь знает, что такое дыба, – и снова потерял сознание.
И еще его, кажется, снова вырвало.
В себя он пришел только тогда, когда ему снова стало дико больно: на этот раз в затекших до безобразия мышцах ног.
Теперь он лежал на спине, прикованные руки – над головой, бесстыдно расставленные в разные стороны ноги за лодыжки прикручены к грубым табуретам, на которые для верности взгромоздили свои немаленькие тела «младшие» горцы.
И еще – он был без штанов.
Совсем.
И без трусов тоже.
Он резко дернулся, пытаясь освободиться, но это вызвало только взрыв ненавистного гортанного смеха.
Ларин смирился.
А потом на него снова вылили ведро воды, и над разбитым в кровь и слизь лицом склонился чеканный профиль горянки.
– Теперь ты меня слушай, русский. Арби больше не слушай. Только меня слушай, больше никого. Я тебя сейчас буду спрашивать. Ты – отвечать. Ответишь неправильно – буду давить тебе яйцо шпилькой. Сначала левое. Хочешь посмотреть, какие я туфли для тебя надела? На, смотри…
Туфли были что надо. Черные, лакированные, модельные, с высоким, тонким, окованным блестящим золотистым металлом каблуком. И нога была что надо: сильная, красивая.
Такая нога должна скользить по натертому прозрачным воском древнему паркету, а не давить острием этого самого каблука яйца пленным в грязном, заплеванном подвале.
Но больше всего Глеба поразило выражение ее лица.
Оно было по-настоящему вдохновенным.
Ему стало жутко.
– Посмотрел? Так вот, я и вправду врач. Поэтому давить буду сначала не сильно. Вот так…