– Ладно, – подвел итог Федор, отпуская Кумаха, – побеседую с пленными и в путь. Ночевать мы будем не здесь.
Но, едва командир африканцев сделал шаг в сторону, как Чайка остановил его новым приказом.
– Я видел, как дралась твоя хилиархия. Та, что защищала тылы. Они молодцы. Думаю, стоит пока ее оставить в конце колонны. Не хочу утром оказаться перед лицом новых сил противника, которые будут дышать мне в спину.
– Это вторая хилиархия. Я поставлю их в конце колонны, пополнив солдатами из шестой, – кивнул в ответ на слова Федора Кумах, – думаю, так будет надежнее, если нам в затылок дышат преследователи.
– Не уверен, – проговорил Федор, – скифская разведка вернулась к первому перевалу и не обнаружила там никого. Возможно, мы уничтожили весь отряд, который этолийцы послали нас остановить. Но пока оставим все так. Иди к солдатам. А я пойду, узнаю подробности у пленников.
Отпустив Мазика, Федор приблизился к этолийским пленникам в сопровождении пятерых бойцов, которых временно назначил своими охранниками. Они следовали за ним, словно безмолвные тени из царства мертвых. Пленных было семеро. Трое из них были гоплитами, оружие у которых давно отобрали, а четверо избитых и окровавленных солдат походили на легковооруженных воинов. Не то лучников, не то копейщиков. А, может быть, даже выполняли роль гребцов на затонувшей посередине реки биреме. Пленников сволокли к большому камню у скалы, связали им руки и ноги крепкими веревками, оставив под охраной десятка тяжеловооруженных пехотинцев. Неподалеку гарцевали на конях скифы. Так что сбежать у пленных этолийцев, затравленно озиравшихся по сторонам, шансов не было.
Приблизившись, Чайка остановился, смерил всех пленников пронзительным взором, и произнес.
– Того, кто расскажет мне что-нибудь интересное о планах вашего стратега, я пощажу. Все остальных нет. Пленные мне не нужны. Времени у меня мало. Поэтому, выбирайте.
Он дал этолийцам пару мгновений на размышления. За это короткое время Федор определил гоплита, который показался ему более остальных подходившим на роль предателя. Чайка не первый раз допрашивал пленных и развил у себя безошибочное чутье. Он мог с первого взгляда сказать, у кого развяжется язык, а кто умрет, не проронив ни слова, даже на костре. Этот гоплит явно хотел жить.
– Почему вы напали только на переправе? – спросил его Федор. – Почему не заперли перевалы, ведь так было бы надежнее?
Гоплит помолчал некоторое время, но потом заговорил, стараясь не смотреть на остальных. Он был без шлема, на лице запеклась кровь из рассеченной брови. По всему было видно, что он не из самых стойких воинов и очень хочет жить.