– Объясните все же, почему вы выдавали себя за дочь покойной императрицы Елизаветы Петровны?
Она засмеялась:
– Да я никогда не выдавала себя за таковую! Я не знаю, кто я! Когда ко мне приставали с расспросами, я только отшучивалась: «Да принимайте меня за кого вы хотите: пусть я буду дочь турецкого султана или персидского шаха, или русской императрицы, я и сама не знаю ничего о своем рождении!» Некоторые из знатных особ даже письменно спрашивали меня, действительно ли я русская великая княжна, но я откровенно отвечала им, что не знаю, кто были мои родители…
– Отчего же распространялись лживые слухи о вашем происхождении?
– Да, это так! Но я не виновата…
Он показывал ей бумаги, привезенные в крепость вместе с ее вещами. Она отвечала, что не знает, кем все это писано, а присланы бумаги к ней были анонимно!.. Она упорно повторяла, что совесть не упрекает ее ни в чем преступном!.. Ей уже было все – все равно! Она уже думала, что ее казнят. Смерти она боялась. О том, что может умереть от болезни, не думала. Ее бессмысленные разговоры с Голицыным забавляли ее… Она вдруг вспоминала, как любила стрелять в цель… Однажды Голицын спросил ее, зачем она имела при себе несколько пар пистолетов.
– Но я ведь была одинокой путешественницей… – отвечала она кротко…
Она писала письма, умоляла Голицына о милосердии, заявляла, что ее единственное желание – возвратиться к жениху, владетельному князю Лимбургскому!.. Голицын аккуратно пересылал ее письма императрице…
– Могу ли я снова написать Ее Величеству?..
Он ответил, что письмо будет передано… И снова она просила императрицу о встрече… Он прочел ей ответное письмо Екатерины.
«…Передайте пленнице, что она может облегчить свою участь одною лишь безусловною откровенностью и также совершенным отказом от разыгрываемой ею доселе безумной комедии, в продолжение которой она вторично осмелилась подписать Елизаветой. Примите в отношении к ней надлежащие меры строгости, чтобы наконец образумить ее, потому что наглость письма ее ко мне уже выходит из всяких возможных пределов…»
Императрица писала Голицыну по-русски. Секретарь его Ушаков перевел письмо на французский язык. Покамест Голицын читал вслух этот перевод, она думала, что ведь императрица, по сути, права! Но тут вдруг стало понятно, что она в полной зависимости от императрицы, да и все эти люди, Голицын и солдаты, могут с ней сделать все самое дурное, все, что захотят!.. Но она знала, что она все равно не скажет им правду, то есть правду, которую они хотят от нее о ней услышать!.. Она уже не понимала себя, свое упорство, но знала, что будет держаться до конца!.. И все-таки ей стало страшно и она закричала, прижав ладони к груди: