— Проклятие, как же ты собираешься ее отыскать? — раздраженно бросил Сойер, потеряв терпение.
— После О-Клэра самым привлекательным для нее является Чикаго. В большом городе легче затеряться. Кроме того, ей нужно быть предусмотрительной, экономить деньги на случай нового бегства, поэтому она должна работать. Однако без номера карточки социального страхования можно устроиться только нелегально, значит, работа будет неквалифицированная, малооплачиваемая.
Информацию у людей на улицах купить нетрудно. Я ее найду.
— Надеюсь. — Перриш встал и подошел к окну, давая понять, что разговор окончен.
Конрад неслышно исчез.
Красивый сад, думал Сойер, любуясь розами. Снова потеплело. Бедняжка Грейс, наверное, измучилась от холода. Она выглядела такой аппетитной, ни одному мужчине не показалось бы, что он лежит на скелете. Какая-то удивительная привлекательность. Он всегда предпочитал холеных женщин, но малышка Грейс была чувственна, несмотря на лишний вес, но даже не сознавала этого.
Возможно, он прикажет сохранить ей жизнь. На время. Одного дня ему, вероятно, хватит, чтобы удовлетворить свой личный каприз.
Сняв передник, Грейс швырнула его в корзину. Шестой день она была мойщицей посуды и основным рабом в заведении Орила Гектора. Иногда ей казалось, что запах чеснока навечно пропитал ее кожу и волосы, окончательно лишив аппетита.
— Ты завтра придешь? — спросил Орил, протягивая Грейс тридцать долларов.
Никто из трех его работников не числился в ведомости, он платил им наличными каждый день, и если кто-нибудь утром не являлся на работу, Орил тут же брал другого — желающих хватало.
— Я приду.
Работа изнурительная, но за шесть дней Грейс получила сто восемьдесят долларов. Семьдесят она отдаст в конце недели Хармони, останется больше сотни, а расходы у нее минимальные: плата за проезд в автобусе, несколько маек, две пары джинсов меньшего размера, которые все равно оказались ей велики. Мытье посуды — тяжелое занятие.
Грейс положила три свернутые десятки в карман и достала из-под стола чемодан с компьютером. Хозяину она сказала, что ходит в вечернюю школу, и всех удовлетворило ее объяснение. Здесь никто не задавал лишних вопросов.
Выйдя через заднюю дверь в переулок, она глубоко вдохнула свежий воздух, не пахнущий чесноком, и привычно огляделась по сторонам. Одной рукой Грейс крепко сжимала чемодан, а другой нащупала нож под свитером.
Путь до следующей остановки занимал десять минут. Она вспомнила, как радовалась весне, идя по участку Марчинсонов… давно ли? Недели две назад? Три? Почти три. Двадцать седьмое апреля — последний день, когда она чувствовала себя счастливой. Грейс видела краски дня, но они не трогали ее сердца. Внутри у нее холодно, пусто, бесцветно.