Сплошной, оглушительный, ни на секунду не умолкающий гром, рвущийся из репродукторов, наполнил рубку. Одновременно три языка пламени километровой высоты навылет пробили массив атакующей тучи и стали медленно вращать ее, образовав что-то вроде огненной мельницы. Циклоп, по неизвестным причинам, начал пятится и, ни на мгновение не прекращая борьбы, медленно отступал к выходу из ущелья. Возможно, его электронный мозг считался с опасностью окончательного разрушения склонов, которые могли обрушиться на машину. Она, конечно, выбралась бы и из такого положения, но все же рисковала потерять свободу маневра. Так или иначе, но борющийся циклоп старался выйти на свободное пространство, и уже было непонятно в кипящих водоворотах, где огонь его излучателя, где дым пожара, где обрывки тучи, а где обломки обваливающихся скал.
Казалось, битва приблизилась к кульминации. В следующий момент произошло нечто невероятное. Экран вспыхнул, засверкал страшной ослепляющей белизной, покрылся оспой миллиардов взрывов, и в новом приливе антиматерии оказалось уничтоженным все, что окружало циклопа. Воздух, обломки, пар, газы, дым — все это, превращенное в жесткое излучение, расколов надвое ущелье, замкнуло в объятия аннигиляции тучу и вылетело в пространство, словно извергнутое самой планетой.
«Непобедимый», которого от эпицентра этого чудовищного удара отделяло семьдесят километров, заколебался, транспортеры и энергоботы экспедиции, стоящие под аппарелью, оттащило в сторону, а через несколько минут со стороны гор примчался рычащий вихрь, опалил мгновенным жаром лица людей, ищущих укрытия за машинами, и, подняв стену клубящегося песка, погнал ее дальше, в огромную пустыню.
Какой-то обломок, очевидно, зацепил зонд, несмотря на то что он находился теперь в тридцати километрах от центра катаклизма. Связь не прервалась, но качество изображения резко ухудшилось, экран густо покрылся помехами. Прошла минута, и, когда дым немного осел, Рохан, напрягая глаза, увидел следующий этап борьбы.
Борьба не закончилась, как он решил за минуту до этого. Если бы атакующими были живые существа, избиение, которому они подверглись, наверно, заставило бы следующие шеренги повернуть вспять или хотя бы остановиться у ворот огненного ада. Но мертвое боролось с мертвым, атомный огонь не угас. И тогда Рохан в первый раз понял, как должны были выглядеть битвы, когда-то разворачивавшиеся на пустынной поверхности Региса III, в которых одни роботы сокрушали и уничтожали других, какими методами отбора пользовалась мертвая эволюция и о чем говорил Лауда, утверждавший, что псевдонасекомые победили, как наиболее приспособленные. Одновременно у него мелькнула мысль, что нечто подобное здесь уже происходило, что мертвая неуничтожимая, закристаллизованная, зафиксированная солнечной энергией память биллионной тучи должна содержать сведения о подобных схватках, что именно с такими отшельниками-одиночками, такими бронированными гигантами, с атомными мамонтами из рода роботов должны были сотни веков назад драться эти мертвые капельки, которые казались ничем рядом с пламенем все уничтожающих разрядов, пробивающих скалы навылет. То, что сделало возможным их существование, и стало причиной гибели огромных чудовищ, чьи плиты были распороты, как ржавые лохмотья, разметаны по огромной пустыне с засыпанными песком скелетами электронных, некогда чрезвычайно точных механизмов — это какая-то неправдоподобная, не имеющая названия отвага, если можно применить такое слово к кристалликам гигантской тучи. Но какое другое слово он мог здесь применить? И невольно он не мог не восхититься ее дальнейшими действиями, вспоминая о гекатомбе, которую только что видел.