Долю секунды Бартоломью смотрел на Терезу.
— А вы не понимаете? Я просто сломан.
— Но с вашими рефлексами все в порядке. И вы способны дарить потрясающие поцелуи, если вам интересно мое мнение.
— Спасибо за комплимент, но мы оба знаем, что я совсем не это имел в виду.
Тереза аккуратно сложила руки на коленях.
— Так в чем же тогда это выражается? — наконец спросила она.
— Кроме тех ран, что видны невооруженным глазом?
К облегчению Терезы, Толли не разозлился, и она осторожно выдохнула. Как долго она сможет еще испытывать его терпение сегодня утром, она не знала, но если наградой послужит еще один поцелуй или скупая улыбка, она готова рискнуть. Было нечто совершенно захватывающее в том, чтобы чувствовать влечение к столь необычному мужчине. Ничего подобного Тереза прежде не испытывала.
— Да, кроме того, что ваша нога изуродована.
Бартоломью отвернулся и посмотрел в окно.
Взору Терезы предстал его профиль.
— Вы уже рассказывали мне, что вас бросили в яму.
— По-моему, этого достаточно.
— Я тоже должна поведать вам кое-что. И мой рассказ вас вряд ли обрадует. — Тереза на минуту замолчала. Она изо всех сил старалась не досадовать на то, что Толли не захотел с ней откровенничать. — В городе поползли слухи о том, что вы якобы пытались свести счеты с жизнью. Думаю, это из-за визитов доктора Прентисса.
— Это потому, что люди не хотят моего присутствия здесь, — ответил Бартоломью, и его губы сжались в узкую полоску.
— Слишком категоричное заявление.
— Влезьте в мою шкуру, и я тогда посмотрю, что вы скажете.
Тереза прищурилась. Толли не только не хотел рассказать ей о себе, но и не принял во внимание ее мнение. Неужели он не понимает, что она рискует собственной репутацией, даже чисто «по-дружески» общаясь с ним?
— Очевидно, у нас с вами разный жизненный опыт. Я могла бы высказать собственное предположение о том, что вас тревожит, но не стану, потому что вы снова будете мрачнее тучи. В любом случае я не смогу до конца понять, что это такое — нести ответственность за других людей.
Бартоломью взглянул на нее.
— Я не ищу у вас утешения, Тереза. Но я также не желаю выслушивать оскорбления. От вас в том числе. — Бартоломью вновь уставился на окно. — Ступайте прочь и развлекайтесь со своими ухажерами.
— Толли, вы не правы.
Бартоломью сделал вид, что не слышит.
Тереза резко поднялась с кресла, вышла из комнаты и попросила подать экипаж.
Очевидно, она действовала слишком напористо. Толли Джеймс вовсе не собирался изливать перед ней душу, а она не так уж увлечена им, как могла себе вообразить. Эта их последняя беседа оказалась совсем не веселой. Шумно выдохнув, Тереза опустилась на мягкое сиденье экипажа. Возможно, в этом все дело. На протяжении многих лет она старалась всегда быть жизнерадостной, очаровательной и благопристойной. И теперь слишком устала от этого.