Лакаби оглядел опустевшую спальню.
— Полагаю, вы не захотите, чтобы я помог вам доесть этот аппетитный завтрак, полковник?
— Я сам справлюсь. — Бартоломью продолжал беззвучно ругаться. Пусть Тесс осуждает его за сквернословие, но ей не приходилось оказываться среди солдат во время сражения.
— Не будете больше?
Одарив камердинера еще одним гневным взглядом, Бартоломью отрицательно покачал головой. Их с Терезой беседа протекала вполне мирно. Он даже заставил ее смеяться. Но потом она… а собственно говоря, что такого она сделала? Сказала — не важно, в шутку или всерьез, — что понимает, через что ему пришлось пройти. Словно богатая девушка знатного происхождения, осаждаемая толпами поклонников, может знать что-либо о боли, страхе и смерти.
Камердинер забрал с постели поднос.
— Вам принести книгу или что-то другое? — поинтересовался он, не обращая никакого внимания на непрекращающуюся брань, изрыгаемую полковником.
— Подайте мою трость, да поживее. Лакаби втянул носом воздух.
— Я, конечно, могу пренебречь кое-какими указаниями доктора, полковник, но меня непременно уволят, если я вас послушаюсь.
— Я уволю вас быстрее, если не выполните мой приказ.
— Не вы платите мне жалованье.
Бартоломью хищно прищурился:
— Тогда позовите моего брата.
— Он уехал на прогулку, сэр.
Бартоломью начало казаться, что все сговорились нарочно помучить его.
— А где Вайолет?
— Гуляет.
Бартоломью шумно выдохнул.
— Тогда позовите мою невестку.
— Хорошо, полковник.
Беззвучно развернувшись, камердинер вышел из спальни, с огромным аппетитом на ходу доедая остатки завтрака своего хозяина.
Как только Лакаби скрылся за дверью, Джеймс подполз к краю кровати. Трость стояла теперь очень далеко — примерно в десяти футах от кровати. Но, памятуя о том, как сильно ему хотелось вырваться из дома или по крайней мере прогуляться по саду, усилия того стоили.
Он свесил здоровую ногу с кровати и поставил на пол. Бартоломью на мгновение прикрыл глаза. Ему сейчас будет очень больно. Впрочем, он к этому привык. Но до сих пор это его не останавливало.
— Не смейте!
Резкий окрик заставил Бартоломью на секунду застыть, и только потом он поднял глаза, точно мальчишка, без позволения запустивший руку в вазочку с печеньем.
В комнату вошла очаровательная белокурая жена Стивена.
— Немедленно вернитесь в постель!
Бартоломью мог, конечно, проигнорировать ее приказ. Но поскольку он был уверен, что в итоге свалится на пол и поползет к заветной трости, выглядеть он будет скорее жалким калекой, чем непокорным бунтарем. Прищурившись для пущего эффекта, Бартоломью закинул здоровую ногу на кровать.