— Мне всегда казалось, что царевичи должны походить друг на друга так же сильно, как отличаться от простых смертных. Впрочем, с тобой — случай особый: и до того, как я встретил тебя, я слышал о том, что ты — странный. Я просто не думал, что и настолько.
— Ты тоже странный, Лот.
— Слишком смелый? Мне бы следовало пасть пред тобой ниц и хранить смиренное молчание, ожидая твоих приказаний?
Аль рассмеялся. Такими забавными показались ему эти слова и, главное, скрывавшиеся за ними образы. Чтобы этот бродяга, ценивший свою свободу выше всего остального, вел себя как жалкий раб или льстивый царедворец? Ну уж нет! Скорее он проглотит собственный язык, чем упустит возможность отвесить дерзость.
Лот хмыкнул. Он был доволен тем, что правильно угадал реакцию собеседника. Это вселяло надежду, что приключение, припасенное для них двоих богами, может оказаться интересным, и даже забавным. Он хотел сказать что-то еще, но, увидев, что рука царевича коснулась створок врат дворца, собираясь их открыть, передумал. Его душу охватило некое смущение. С одной стороны — неуверенность, даже страх перед шагом в неизвестность. С другой — нервное возбуждение, вызванное страстным желанием поскорее войти во дворец. Ведь он всегда только об этом и мечтал — сунуть нос за створки врат, бросить хотя бы один взгляд на тот мир богатства и роскоши, который живет за стенами дворца своей особенной жизнью. И вот мечта была готова исполниться. Но разве может быть что-то страшнее мысли о сбывшихся ожиданиях?
— Слушай, — замявшись в нерешительности, поморщился он, — ты уверен, что мне можно… что меня пропустят?
— А ты видишь кого-то, горящего желанием тебя остановить? — Аль и заметить не успел, как перенял стиль общения своего нового знакомца, столь естественным для него он оказался. Все сразу встало на свои места, оказалось легко и просто.
— Стражей совсем необязательно видеть, чтобы знать — они где-то есть.
Аль кивнул. Мысль показалась ему здравой. Каким бы отчаянным ни было положение, воины не могли покинуть своего царя. Ведь они приносили ему клятву верности.
Хотя, помрачнев, поспешил напомнить себе он, те, кто участвовал в заговоре, тоже клялись…
Впрочем, так или иначе —
— Ты же со мной.
— Вот-вот, я с тобой, — Лоту не особенно нравилось, как это звучало. Он привык быть сам по себе. Но с богами не поспоришь. А те явно решили, что вести по дороге, назначенной для своих избранных, должен именно царевич. И вообще, если бы речь шла об обычном горожанине, пусть даже богаче — понятно, ему было бы нелегко, окажись тот даже во сто крат лучше, умнее его. Но царевич — другое дело. Ведь однажды он может стать царем. А царю подчиняются все, даже самые знатные, богатые и сообразительные. На то он и царь.