— Возвращайся в пещеру, брат, — Аль старался не смотреть на него, боясь, что тот увидит сочувствие в его глазах, и это его оскорбит, — тебе нужно тепло.
— Ничего. Здесь, у костра, нормально. Надеюсь, ты теперь понимаешь, почему я не особенно напрашивался в помощники, когда отправлял тебя за хворостом.
— Конечно, — поспешно закивал юноша, который понимал, как, должно быть, тяжело признаваться в собственной слабости.
— Не говори остальным о моей болезни, — эти слова прозвучали где-то на грани между просьбой и приказом, но Алю в этот миг было не до этих пустяков. На мгновение их глаза встретились.
— Не скажу, — твердо пообещал он, наверное, впервые в жизни начиная понимать брата.
А тот, чуть повернувшись, уже смотрел в другую сторону. В его глазах плясали огненные блики, отчего казалось, что они налились кровью, принадлежа уже не человеку, а духу.
— Хороший костер… — повторил он, а затем спросил: — Ты ведь найдешь дорогу к перевалу? — это вышло у него как-то случайно, словно он и не собирался вовсе говорить об этом.
— Найти дорогу не трудно, — качнул головой юноша.
— Так в чем же дело? — Аль-си насторожился, сразу почувствовав в этой фразе недоговоренность, от которой веяло холодом.
— Трудно этой дорогой пройти.
— Проводники говорили, что перевал — он как миг прозрения. На нем проверяются люди, загадываются желания и исполняются страхи.
— Ну, значит, тебе будет легко, — хмыкнул юноша, — ты ведь ничего не боишься.
Старший брат поднял на него задумчивый взгляд. Какое-то время он молча смотрел ему в глаза, ничего не говоря, словно измеряя глубину скрытых в них морей, а потом негромко произнес:
— Считается, что едва выпадет снег, перевал становится непроходимым.
— Да, — соглашаясь, кивнул его младший брат. — Но ведь, отправляясь в путь, мы знали, что так будет. Снег в горах не растает быстрее, чем внизу, на равнине.
— Кто знает, — качнул головой Аль-си, потов вновь задумчиво повторил: — Кто знает. Если… — он говорил не просто задумчиво, но неуверенно. — Если на нашей земле действительно лежит проклятие, то за гранью…
— Сейчас должно быть лето? — глаза юноши вспыхнули радостью. А ведь действительно, если так, у них есть надежда.
— Во всяком случае, — грустно улыбнулся тот, замолчал на миг, прикрыв ладонью рот, сдерживая новый приступ кашля, после чего уже тише, не из-за опасения, что их кто-то услышит, но просто не желая напрягать больную грудь, продолжал: — это наш единственный шанс.
— Да, — соглашаясь, кивнул царевич.
— Вот что, иди-ка ты спать, братишка, — царевич хлопнул его по плечу. — Как говорится, утро вечера мудренее. Кто знает, может быт на рассвете все эти закатные проблемы покажутся нам такими наивными, что о них и думать не стоило б, не то что говорить, — и, повернувшись, он зашагал в сторону пещеры.