— Ага, по которому никто не идет, предпочитая в ожидании нового дня отоспаться, — он рассмеялся, однако уже через миг, закашлявшись, наклонился вперед, сгибаясь, как от жуткой боли.
— Что с тобой? — встревожился Аль.
— Не обращай внимание, — тот дышал все еще с трудом и выглядел бледнее снега, несмотря на падавшие на его лицо отблески костра.
— Ты болен? Это из-за той метели, в которую я послал тебя в первый день? — нельзя сказать, что Аля очень уж беспокоила судьба брата, но вот то, что он не хотел, чтобы смерть того была на его совести — это точно.
— Я болен, — видимо, ему действительно было плохо, раз он признался в этом брату, — но моя болезнь началась много раньше того дня, когда мы отправились в путь. Видишь ли, затхлый воздух подземелья и холодные камни, на которых, хочешь — не хочешь приходится спать, иногда бывают хуже купания в ледяной воде. Я знавал людей, которые сами по доброй воле прыгали в полынью, утверждая, что это закаляет их тело и дух. Вот и тебе, сдается, купание пошло на пользу. Ты перестал быть той размазней, которой убегал из дворца.
Слушая брата, юноша сперва хотел обидеться, воскликнув: "Я полгода провалялся в бреду! Хороша польза!", но потом передумал, начиная понимать, что в словах брата была доля правды. Ведь действительно, с тех пор, как он пришел в себя, он ни разу не кашлянул, даже не чихнул, несмотря на то, что в горах гуляли ветра, а снег, летевший со всех сторон, стремился, казалось, лишь к тому, чтобы пробиться к горячему телу и остудить его, словно камни. Он спал в сугробе, ел раз в день какие-то жалкие крошки, целый день шагал вперед, и даже почти не уставал. Откуда только силы брались. Вон ведь даже Лот заговорил о том, чтобы продлить отдых. А остальные столь яростно отвергали эту возможность, кто знает, может быть именно потому, что им страстно хотелось ею воспользоваться.
— Не бойся, моя болезнь не заразная, — по своему истолковав долгое настороженное молчание брата, проговорил Аль-си скорее с грустью, чем горькой усмешкой. — Если для кого она и опасна, то только для меня.
— Но почему ты не дождался, пока выздоровеешь, прежде чем отправляться в путь? Вряд ли дорога поможет тебе исцелиться.
— Она меня убьет. И чем дольше я буду идти, тем вернее это произойдет.
Алион нервно дернул плечами. Он бы не смог так беззаботно говорить о смерти, особенно — своей собственной.
— Что же до ожиданий лучших времен, — как ни в чем не бывало продолжал его собеседник, — то так можно было бы ждать до бесконечности. Время не всегда помогает, если ты понимаешь, о чем я говорю. Порою оно все только портит.