— В доме холодно, — пояснил он. — Когда дом стоит запертым несколько недель, стены вбирают в себя сырость. Их теперь долго не высушить.
— Ты обещал, что приедешь поглядеть на Диану, которую мы оставили у соседей, — снова заговорила тетушка. — Но они мне сказали, что ты тут ни разу не был.
— Не мог, — сказал Жюльен.
— Почему? — спросила она.
— Не было времени.
— Даже по вторникам?
— Я очень уставал. А потом два последних вторника мы работали.
Дядя Пьер нахмурил свои густые брови.
— У вас не было выходного дня целых две недели?
— Не было. Видно, так всегда перед рождеством и Новым годом.
— Но вам, надеюсь, возместят эти дни?
Жюльен помолчал, потом посмотрел на дядю Пьера и спросил:
— Что ты хочешь сказать?
— Ну, вам позднее отдадут эти два выходных дня?
— Нет, не думаю.
Дядя Пьер прищелкнул языком, покрутил усы своими большими темными пальцами и покачал головой.
— Так-так, — проговорил он, словно размышляя вслух, — так-так.
Он вытащил из кармана кисет и принялся свертывать сигарету. Тетушка поставила на пол у самых ног миску с водой и корзину с картофелем. Небольшим остроконечным ножом она чистила картофель, и шелуха падала ей в передник. В плите гудел огонь. Диана положила свою большую голову на ладонь Жюльену. Дядюшка Пьер закурил и сказал:
— Ты даже не поздравил нас с Новым годом. Знаю, знаю, ты ждал, что мы вот-вот приедем, но ведь не столько же у тебя было работы, чтобы не выкроить минуту для открытки.
Жюльен промолчал.
— В Париже мы получили письмо от твоей матери. Она жалуется, что ты пишешь домой все реже и реже и что из твоих писем ничего нельзя понять, — заговорила тетя Эжени.
Мальчик вздохнул.
— Нехорошо, что ты не пишешь матери о том, как живешь, — продолжала тетушка. — Это никуда не годится. Ты же знаешь, она тревожится о тебе.
Жюльен по-прежнему не говорил ни слова. Опустив голову, чуть сгорбившись, он гладил собаку. Опять наступило тягостное, долгое молчание, и мальчик подумал, что хорошо было бы поспать. Но почти тотчас же до него донесся низкий голос дяди Пьера.
— По-моему, у тебя что-то не ладится, — начал он. — Это сразу видно. Ты сам не свой. Либо ты натворил глупостей и не хочешь нам говорить, либо ты болен.
Дядя Пьер нагнулся к Жюльену. Тетушка перестала чистить картофель.
— Ну, давай, давай выкладывай, — опять заговорил дядя Пьер. — Если что не ладится, мы тебе поможем. Дадим совет, коли ты в нем нуждаешься. В твои годы вовсе не зазорно спросить совета у старших.
Теперь Жюльену захотелось подняться. Выйти из дома. Сесть на велосипед и как можно скорее вернуться в кондитерскую. Это была бредовая мысль. Мысль в высшей степени нелепая.