Дядя Пьер покачал головой.
— Да, пока с этим сам не столкнешься, нипочем не поверишь, — сокрушенно сказал он. — Подумать только, сейчас тысяча девятьсот тридцать восьмой год… Тысяча девятьсот тридцать восьмой!
Он резко поднялся с места, сделал несколько шагов к двери, потом вернулся к Жюльену и сказал:
— Пойдем-ка со мной! Пока сварится картошка, мы малость разомнемся и прогуляем собаку.
Диана уже стояла возле порога.
Они пошли по дороге, которая вела через луга к лесу Шо. Солнце поднялось высоко. Иней еще лежал в тени откосов, но на ровных местах он уже таял. Вся окрестность сверкала, точно огромное озеро. Почва затвердела и звенела под ногами. Они отлично прогулялись.
За весь день дядя Пьер больше ни о чем не спросил Жюльена. Кондитерская была где-то далеко, мальчик почти забыл о ней.
Однако когда солнце начало склоняться к закату, собираясь укрыться в лиловой дымке, поднимавшейся над землей, Жюльен почувствовал, как в нем опять просыпается усталость. Сев на велосипед, он поехал по направлению к городу. И город, видневшийся там, вдали, за голыми деревьями, город, притаившийся в вечерних сумерках, казался ему громадным зверем, приготовившимся к прыжку.
Около десяти утра госпожа Петьо открыла дверь из столовой и позвала мужа:
— Эрнест! Эрнест! Тебя просят в магазин!
Хозяин вышел из цеха, говоря:
— Опять какой-нибудь представитель. До чего они мне надоели!
После ухода господина Петьо Виктор заметил:
— Болтай, болтай! А на самом деле ты рад-радешенек пропустить с ними стаканчик вина!
В это утро рабочие опять поднялись ни свет ни заря. Мастер предупредил их, что предстоит тяжелая неделя. Приближалось крещение.
— Бьюсь об заклад, Жюльен, что ты никогда еще не видел столько бриошей, сколько увидишь за эти дни, — сказал Виктор. — Горы, целые горы! А слоеных пирожных будет столько, что всю свою жизнь ты станешь смотреть на них с отвращением. И…
— Хватит! Хватит! — оборвал его мастер. — Не трать столько пыла, все знают, как ты любишь работать.
Несмотря на то, что во вторник отдыхали, усталость не прошла. Привычный ритм был нарушен, и наладить его оказалось трудно. В первые дни нового года хозяин, довольный праздничными барышами, немного размяк, но теперь, едва переступив порог цеха, вновь начинал ворчать. Он уже раз двадцать обозвал Жюльена увальнем и болваном. Мальчик делал вид, что не слышит.
Господин Петьо отсутствовал добрых четверть часа. В цех он вошел, посмеиваясь. Но это был нервный смех, хозяин то обрывал его, то опять начинал смеяться и неожиданно переставал. Мастер и помощник удивленно смотрели на него. Жюльен смазывал маслом формы для бисквитных пирожных, он на миг замешкался, поднял глаза, и взгляд его встретился со взглядом хозяина. Господин Петьо тотчас же нахмурил брови. На щеках у него перекатывались желваки. Он шагнул от печи к разделочному столу, потом опять вернулся к печи и, обращаясь ко всем сразу, крикнул: