Рюриковичи, или Семисотлетие «вечных» вопросов (Гримберг) - страница 2

Стало быть, происхождение Рюриковичей — скандинавское… Ну что ж, вот сейчас проясним, кто такие (или что такое) эти самые «варяги», и все у нас будет хорошо…

Но нет, нет, нет… Сразу приходится делать предупреждение — не будет у нас все «просто, правильно и логично», то есть «логично»-то и «правильно» мы постараемся, а «просто» оно — нет, не будет… Но почему? А потому, что вопросы о варягах и русской древности обретаются, в определенном смысле, не столько в ведении историков, сколько входят в компетенцию политологов… И не будем ханжами: политологический анализ насущно необходим при рассмотрении любых версий о «древней истории»; о ком бы ни шла речь: о русских, о французах и англичанах, о греках и иудеях и т. д. И снова — сакраментальное — а почему?.. Вероятнее всего, потому, что историческая наука все еще продолжает рассматривать то, что можно называть «историческим процессом», именно в качестве некоей истории достаточно новых по сути дела «национальных образований». Подобный концептуальный подход, разумеется, влечет за собою целый ряд мифов. В первую очередь, это миф «о древности происхождения» данного национального образования, миф «об исконных землях обитания», миф «о предках», миф «о врагах и завоевателях и об отстаивании независимости»… В итоге мы получаем некую мифологизированную историю современных государственных и национальных образований. История колонизированных римлянами европейских территорий рассматривается в качестве (уже!) некоей истории Франции, Германии, Великобритании; история возникновения и бытования определенной конфессии — иудаизма — преображается в абсурдную историю мифического «еврейского народа»… И т. д… Естественно, при такого рода концептуальном подходе вопрос «о древности корней» приобретает едва ли не кардинальное значение. В любой современной государственной идеологии удельный вес подобного компонента «древности» очень и очень значителен, то есть, совсем уж просто говоря, выстраивается некая система «доказательств» того, что «русские», например, или «французы» существовали «очень давно», «почти всегда»; и в этом мифическом пространстве «почти всегда» имели «исконные земли, которые обороняли от врагов»; и — самое важное — «очень давно», «с древних времен» существовало, в сущности, такое же «национальное самосознание», как то, что на самом деле, реально сформировалось лишь к концу XVII столетия, когда, собственно, и начался интенсивный процесс оформления национальных образований. Но… несмотря на абсурдность концептуальных построений «о древних корнях, исконных землях и борьбе за свободу», историки фактически вынуждены работать именно в рамках этих построений. Историк, решившийся написать вместо «истории Франции» или «истории Великобритании» и т. д. «историю заселения данной территории», например, или историю возникновения и бытования «данной конфессии», должен почувствовать себя, скажем прямо, не очень уютно… Итак, пусть не вводят нас в заблуждение пресловутые шляпы, очки и галстуки; на самом деле (увы!) историческая наука имеет свою четко определенную, заданную роль; историка обязывают действовать подобно старенькой бандитке Маньке, героине мифической Одессы Бабеля. Манька любила очень пронзительно свистеть и очень громко стрелять из пистолета; однажды ее молодой коллега Беня Крик сказал ей следующее: «Маня, вы не на работе, холоднокровней, Маня…» Но применительно к исторической науке подобные замечания не пройдут, потому что Маня-ученый именно «на работе», служит идеологиям самого примитивного толка; и служба эта, как мы увидим далее, заключается именно в самом пронзительном свисте и в беспрерывной пальбе (желательно из двух пистолетов зараз)…