Миссис Десмонд де Лейси, муж которой был младшим сыном кузена маркиза де Лотиана, засмеялась, но не думаю, что шутка ей понравилась. К счастью, хватало и людей, которым такие признания приходились по душе; во всяком случае, они стоили того, чтобы принять приглашение в гостиную миссис Айрленд и провести там некоторое время. Мистер же Айрленд, как уже было сказано, чувствовал себя вполне счастливым, глядя, как жена его разливает гостям чай, или слушая, как она говорит лорду Фоксу, что не видела еще таких старых озорников, как он. Родился и умер ребенок, но хотя мистер Айрленд искренне переживал эту утрату, беда не выбила его из колеи. Будут другие дети, много детей, и на дорожках сада на Экклстон-сквер[3] зазвенят их голоса. И все же у него возникло ощущение, что после смерти младенца жена его как-то переменилась. Она погрустнела, все реже улыбалась гостям за ужином и не говорила лорду Фоксу, чтобы доставить удовольствие его светлости, что он самый большой старый греховодник на всем божьем свете. Ее колкости сделались еще более колкими, а взгляд утратил былую безмятежность. Однажды жена некоего судьи ушла из дома на Экклстон-сквер вся в слезах, и друзья ее говорили, что миссис Айрленд помешалась от горя. Мистер Айрленд наблюдал за всеми этими переменами со все возрастающим беспокойством. Он находил, что ему нужно поговорить с женой, только представления не имел, что именно следует сказать, — необходимо было найти какие-то ласковые слова, но все никак не получалось. Наконец одним февральским полднем, когда вся площадь закуталась в туман, мистер Айрленд, проведя все утро в размышлениях над стоящей перед ним задачей, поднялся наверх в гостиную, где его жена обычно проводила часы досуга. Она сидела на низком кресле, вцепившись пальцами в колени, и хотя глаза ее были открыты, мистеру Айрленду показалось, что она едва замечает его и само его присутствие чрезвычайно ей досаждает. Но будучи человеком в своем роде отважным, он твердо решил высказать все то, ради чего пришел.
— Дорогая моя, — начал он, — мне кажется, что вы очень несчастливы.
— Вы правы, — сказала она, не поднимая глаз на мужа. — Я действительно очень несчастлива. Но коли так, то это моя беда и мне самой с ней справляться.
В ее словах прозвучала такая неизбывная тоска, что мистер Айрленд пришел в совершенное замешательство. У него возникло ощущение, что в такой ситуации от разговоров толка не будет. Тем не менее, сколь бы ни был мрачен оказанный ему прием, он считал, что кожа у него потолще, чем у судейской жены, и что промолчать — значит просто струсить.