— Смочи еще раз!
По-видимому, к нему возвращались силы. Через некоторое время он заговорил:
— Не бойся, с тобой ничего не сделают, Теперь я знаю, что им надо.
Пиппиг запинался и шепелявил.
— Мы с тобой не случайно в одной камере. Они считают себя очень хитрыми. Но и мы не дураки. Слушай, Август! — Он с трудом приподнялся, отвел руку Розе, который хотел ему помочь, и отдышался. — Слушай, Август, это важно: здешний душегуб не потому меня так отделал, что я ничего не говорил, — он уже знает, что из меня ничего не вытянет, — а потому, что… Так слушай же, это важно — Пиппиг устал, дыхание вырывалось у него со свистом.
— Не волнуйся, — успокаивал его Розе.
Пиппиг попытался улыбнуться.
— Я нисколько не волнуюсь… — Он умолк, чувствуя, как целительно действует холод на его раны. — Приятно! — вздохнул он.
Ему захотелось снова лечь на спину. Некоторое время он лежал молча, не шевелясь. Розе нерешительно спросил его:
— Почему… почему он… не сделает так… со мной? Он тебе это сказал?
Пиппиг не ответил. Какой жалкий вопрос!
— Ах ты баба!.. — сказал он наконец.
Розе стало стыдно, он сидел, опустив глаза. Пиппиг продолжал:
— Душегуб знает, что ты человек мягкий. Потому он и посадил нас в одну камеру. Чтобы ты, увидев меня, струсил до смерти. Это его расчет. А тогда, будь уверен, он попробует обработать тебя сладкими речами. Если не хочешь и ты быть битым, держись стойко!
— Что же мне делать? — Лицо Розе безобразно перекосилось.
— Держать язык за зубами, больше ничего.
Розе глотнул.
— Ты ничего не знаешь, и на этом ты должен стоять, пусть он раз-другой и залепит тебе в рожу. Черт побери, столько-то ты можешь выдержать!
Боли у Пиппига стали нестерпимы. Он кряхтел и беспокойно мотал головой. Как бесконечно одинок был он в своих страданиях!
— Послушай, дай мне еще попить, — простонал он, приподнимаясь на локтях. Розе дрожащими руками поднес ему кружку ко рту. Жадно выпив всю воду, Пиппиг без сил опустился обратно.
Розе по лицу Пиппига видел, каким усилием воли тот преодолевает боль. Вдруг его одолел стыд. Розе заговорил тихо, обращаясь скорее к себе самому:
— Ну хорошо, Руди, хорошо, я ничего не знаю…
Пиппиг ожил.
— Вот видишь, вот видишь! — ликовал он. — На этом ты должен стоять. Не проболтайся, Август, слышишь? Если душегуб заметит, что ты знаешь хоть малость, он из тебя котлету сделает, понятно? Если же ты останешься стойким… понятно?.. Я, видишь ли, уже втолковал ему, что ты ровно ничего не знаешь.
— Что же, ты все взял на себя?
— У тебя, верно, не все дома! — воскликнул Пиппиг таким голосом, словно был совсем здоров. — Я ему сказал, что если все мы ничего не знаем, то ты-то уж наверняка ничего не знаешь, потому что ты… балда…