.
.
— это больно?
Винсент изучал выражение моего лица прежде, чем ответить.
— Так же больно, как если бы ты, человек, попала под поезд метро.
или задохнулась под грудой горящей древесины.
По моей коже поползли мурашки, когда я представила, что некоторые люди.
.
.
или ревененты.
.
.
неважно.
.
.
Испытывал боль смерти ни один раз, а многократно.
Из-за выбора.
Винсент увидел моё беспокойство и потянулся к моей руке.
Его прикосновение успокоило меня, но не из-за того, что оно было сверхъестественным.
— Тогда почему вы это делаете? Это что-то вроде гипертрофированного чувства добровольной помощи? Или погашения своего долга перед вселенной для принятия своего бессмертия? Я имею в виду, я уважаю то, что вы спасете жизни людей, но после нескольких спасений, почему бы вам просто не позволить себе стареть, как Жан-Батист, пока вы, наконец, не умрете от старости? — я замолчала.
— Вы умираете от старости?
Игнорируя мой последний вопрос, Винсент наклонился ко мне и заговорил горячо, как если бы исповедовался.
Потому, Кейт.
Это как принуждение.
Это как давление, растущее внутри, пока вы не должны сделать что-то, чтобы получить облегчение.
«благотворительные» или «бессмертные» мотивы не делают ценным боль и травмы сами по себе.
Против нашей природы этого не делать.
— Тогда как этому сопротивляется Жан-Батист.
.
.
Как? на протяжении тридцати лет?
— Чем дольше ты ревенет, тем проще удаеться этому сопротивляться.
Но даже с пару сотней лет у него под каблуком, это требует от него гигантских усилий самоконтроля.
Однако у него на это есть веские причины.
Он не только приютил наш маленький клан, но и поддерживает другие группы ревенентов по всей стране.
Он не может управлять направо и налево и продолжать управлять, что накладывает большую ответственность.
— Ладно, — согласилась я.
— Я поняла, что у вас есть принуждение к смерти.
Но это не объясняет почему, в период между всеми умираниями, ты делаешь такие вещи, как, например, ныряние в Сену, после попытки самоубийства.
Очевидно же, что ты не умрешь от этого.
— Ты права, — сказал Винсент.
— Случаи, когда мы и действительно умираем, спасая кого-то, редки.
Один
.
.
самое большее два раза в год.
— Обычно мы делаем, что-то вроде того, как предупреждаем хорошеньких девушек, чтобы те не погибли под обломками обрушившегося здания.
— Очень учтиво, — сказала я, пихая его.
— Но это именно то, что я имел в виду.
где награда за это? или это тоже принуждение?
Винсент, похоже, смутился.
— Что? Это действительно вопрос.
— Мы все еще говорим про двадцать первый век, — сказала я, оправдываясь.
— Да, но мы выходим немного за рамки первоначального вопроса.