После богослужения, проводив верующих из церкви, мы с Фасати решили отправиться в храм индуистов. Но идти нам не пришлось. Пономарь сообщил, что в миссию прибыл махант Магджура. Это нас удивило и обрадовало. Может, начнется наконец взаимное общение.
Мы застали Магджуру сидящим на циновках и уселись рядом с ним.
— Я пришел по делу сына, - начал махант.
— Чем мы можем помочь? — спросил Фасати.
— Это - личное дело. Может, вам неудобно?
— Пожалуйста, не стесняйтесь!
— Так вот, гуру нашей семьи недостаточно хорошо учит сына английскому языку. А сын ведь уже посвящен.
Фасати взглянул на меня. Ведь из нас двоих только я хорошо знал английский. Я, тут же сообразив, что к чему, попросил Магджуру:
— А вы в свою очередь не приняли бы воспитанника миссии в свою школу для обучения рисованию? Только этот мальчик из касты шудров, может быть даже хариджанин. Вы могли бы учить его частным образом, так же как и я вашего сына?
— Я буду обучать его как вашего воспитанника, а не как шудра. Вы согласны с этим?
— Но вот еще одно дело, — вмешался Фасати. — Только не личное, а общественное.
Магджура ничего не ответил, словно не к нему были обращены слова миссионера. Однако Фасати не обратил на это внимания и начал разговор издалека:
— Во время упанаяны вашего сына вы говорили, что ни в мире богов, ни на земле нельзя заслужить большего сокровища, чем сердечная доброта. Ссылаясь на это мудрое изречение, я, как католический миссионер, прошу вас снять с родителей, чьих детей мы недавно обвенчали, наказание, наложенное панчаятом. Теперь эти семьи связывают обе наши религии — индуизм и христианство.
Магджура приподнял голову, с укором посмотрел на миссионера и ответил:
— Великодушный от рождения даже в трудные минуты всегда остается великодушным. Но я бессилен перед святым панчаятом, хотя и являюсь его председателем. Будьте терпеливы, ждите нового решения.
Фасати благочестиво склонил голову и обратился ко мне:
— Может быть, нальем по рюмочке французского коньяка, испробуем божьей благодати?
Махант не стал отнекиваться. Выпил одну, потом вторую рюмку. Он стал нас расспрашивать, много ли в мире католических миссий. Сожалел, что индуизм невозможно распространять в других странах. Он тоже стал бы миссионером. А так он вынужден довольствоваться своей страной.
Вскоре после того как Магджура покинул нас, в миссию пришел брахман и сказал:
— Всемогущий Шива снимает наказание, наложенное панчаятом.
Лишь теперь мы вспомнили, что оставили сватов в ризнице, где они все еще продолжали спорить. Когда же они узнали, что с них снимается покаяние, наложенное панчаятом, то очень удивились, а потом бросились друг другу в объятия и радовались как дети.