кая темноволосая девушка в потрепанных брюках и выцветшей
майке хлопотала вокруг подруги.
— Да, я знаю, а толку-то?
— Осторожно, не шевелись — порвется. Вот здесь надо покреп-
че пришить.
— А зачем? Все равно оно одноразовое, — иронически сказала
высокая светловолосая девушка, оправляя на себе белое платье,
собранное неизвестно из каких лоскутов, но выглядевшее очень
живописно.
— Но ты же не хочешь, чтобы оно через пять шагов с тебя сва-
лилось, — подала голос седая, коротко стриженная женщина в ка-
кой-то хламиде защитного цвета, наблюдавшая за примеркой.
— Да уж — вот охранникам был бы праздник, — с той же горь-
кой иронией сказала Нюта. Видно было, что седая хотела ее одер-
нуть, но пересилила себя и смолчала.
— Ну, теперь ты, Крыся, — обратилась она к темненькой. Та
быстро, равнодушно стянула майку и брюки и взяла из рук седой
свое платье. Оно тоже было в своем роде произведением искусст-
ва, если учесть, что шить было нечем и не из чего. Но Крыся ни-
какого восторга не выказала. Натянула, машинально одернула и,
убедившись, что сидит хорошо, поежившись, осторожно сняла
опять. Казалось, в своей старой потрепанной одежде она чувству-
ет себя уютнее.
— Как же мне надоела эта кличка твоя дурацкая, — вдруг в
сердцах сказала Нюта. — Давай тебе другую придумаем уже.
— Не хочу, меня мамка так звала. Да и какой смысл? Как гово-
рит баба Зоя, — и Крыся метнула взгляд в седую, — у меня и так
скоро будет другое имя. Какая разница, как будет называться та
горстка костей, которая от меня останется?
— Дуры вы, девки, — вздохнув, сказала седая. — Великая честь
вам оказана.
— Нас никто не спрашивал, — сообщила Нюта, — а мы бы от
этой чести охотно отказались.
— Да вам такое питье дадут — будете сны красивые видеть.
И Солнце увидите напоследок. Красивей этого ничего нету. Вам
позавидовать можно.
— Ну, пусть те, кто завидует, идут вместо нас. Я бы предпочла
увидеть Солнце и остаться в живых, — сказала Нюта.
Седая опять смолчала. В последний месяц перед жертвопри-
ношением девушек старались по возможности баловать, не обра-
щать внимания на крамольные речи. Ясно же — сколько ни гово-
ри о чести, о высокой миссии, на тот свет по своей воле никто бы
не стал торопиться. Но кому-то надо и пострадать за всех — так
говорит Верховный.
Закончив примерку, они неторопливо пошли через станцию к
своим палаткам. Станция тонула в полумраке — ее тускло осве-
щали немногочисленные лампочки, свешивавшиеся с потолка на
шнурах в нескольких местах. Впрочем, тут и разглядывать было