— Я утону. Я точно утону. Прямо здесь, и прямо сейчас. Или сгорю, но это вряд ли.
Однако как мы с Жидом не торопились, Лом добрался до Момента первым. Он не стал окунать горящего бойца, а просто накрыл его сверху своей насквозь промокшей курткой.
— Вот и все, — проговорил Лом, сбивая остатки пламени. — Спорим, до тела не добралось?
— Рука! Моя рука, — еще громче заорал Момент.
От его вопля у меня даже уши заложило. Только теперь я заметила, что правый рукав камуфляжа бойца сильно порван и побурел от крови. Смотреть, на саму руку было слишком страшно (не люблю ран, ни своих, ни чужих), поэтому чтобы справиться с подкатившей тошнотой, я торопливо обернулась к застывшему Жиду.
— Вечный. Где рюкзак, который я тебе дала?
Жид непонимающе на меня уставился. Затем его кадык заходил ходуном.
— Рюкзак? — в голосе сталкера прозвучала паническая неуверенность. — Наверно там. Под лазом.
Он поспешно махнул рукой в сторону борющихся Бека с Каракуртом. Почему-то я ничуть не удивилась, увидев, что псевдогот оседлал более рослого бойца и теперь равномерно стучал ему в бубен.
— Жид, — сказала я с нажимом. — Принеси рюкзак.
— Я не люблю, когда меня называют просто Жидом, — проворчал тот, однако послушно развернулся и побрел прочь. — Еще сказала бы — "пархатый".
Проводив его взглядом, я обернулась к стонущему Моменту.
Огонь на воде почти угас, но редких язычков пламени вполне хватало, чтобы разглядеть, что дела бойца очень плохи. Лом заканчивал стягивать с него куртку, и даже он не мог сдержать болезненную гримасу.
Правая рука Момента держалась фактически на обрывках сухожилий и кожи. Последовавший за взрывом ожог остановил кровотечение, но открытая рана с торчащими обломками костей выглядела просто ужасно.
— Болит-то, как! — снова взвыл Момент. — Что с ней? Что с рукой?
Лом как мог, загораживал от него поврежденную конечность. Мне пришлось отвернуться, чтобы боец не прочел в моих глазах, насколько плохо все выглядит.
— Потерпи, — глухо произнес Лом, без обычных своих гримас. — Сейчас Вечный принесет обезболивающее.
— Блин! — Момент заскрежетал зубами. — Я стану одноруким калекой?
— Нет, — Лом мрачнел на глазах.
— Значит, сдохну! — злобно выкрикнул боец.
Его била крупная дрожь. Глаза бешено вращались, словно Момент не знал на чем сосредоточиться.
Мельком на него взглянув, я тут же снова отвернулась. Не могу на такое смотреть. Когда убиваешь врага, или видишь труп друга, испытываешь совсем другие чувства. Мертвое тело — это мертвое тело, ничего более. Оно не испытывает боли и ему не обязательно сопереживать. Самое большое, что можно сделать для трупа — похоронить его и сообщить родным, что он не мучился. А раненые вызывают у меня почти физическую боль. Особенно, когда не знаешь, как им помочь.