Маша слезла с кровати, подошла к Ларисе. Та лежала, не изменив позы, как упала. Глаза были закрыты, но Маша чувствовала, что подруга не спит.
– Ларочка, тебе помочь раздеться? – тихо спросила она.
– Н-нет, я сейчас встану, полежу немного и встану, – прошелестела Лариса. – Какая ты молодец, что приехала, спасибо…
– Да зачем, ты лежи, только неудобно в одежде. – Маша старалась говорить буднично, так, словно ничего не случилось, – по опыту она знала, что это в беде успокаивает лучше, чем сочувственный тон и уговоры.
– Маш, я так рада за тебя… И Андреаса. – Лариса помолчала. – Ты знаешь, так приятно на вас смотреть, вы какие-то… подходите друг другу очень. Как будто всю жизнь вместе. Я давно тебе хотела сказать, но случая не было. Когда вас видишь, как-то на душе спокойнее.
– А у тебя с… Ильей, ты прости, я же подробностей не знаю. – Маша была рада, что Лариса смогла хоть на минуту отвлечься от своих невеселых мыслей. – Так все и закончилось? Или…
– Ничего не или, – вздохнула Лариса. – Все! И ты знаешь, я думаю, все это с Аней – это мне наказание. За то, что думала о себе, а не о ней. Захотела счастья на старости лет…
– Да ты что! – Маша чуть не поперхнулась. – Ты с ума сошла? Какое наказание? Какая старость? Ты что такое несешь, подруга моя дорогая?!
– Да такое… – Лариса села, поправила растрепавшиеся волосы. – Я же знала, что Аня его не принимает, но настояла, думала: привыкнет, полюбит его, он же… А в результате только испортила отношения с дочерью.
– Ну как испортила? – Маша подсела ближе, обняла Ларису за плечи. – Ты же сама с ним рассталась, как я понимаю? Аня небось рада была?
– Не знаю… Рада не рада, только от меня она отдалилась за этот год, что Илья жил у нас. Очень отдалилась. Вот я все думаю, думаю… Чем она жила весь этот год, о чем думала, с кем встречалась – и, понимаешь, ничего не могу вспомнить! Наверное, я вообще про нее мало знаю! Или вообще ничего! Она уже совсем взрослая, а я с ней все как с маленькой… – Лариса повернулась к Маше, по лицу ее текли слезы. – Уроки сделала? К зачету готова? Мама, у меня кроссовки порвались… И все! О чем мы с ней говорили за тот год? Ничего не помню, собой была занята, понимаешь? А ведь она росла, у нее такой год был тяжелый, какие-то свои дела, отношения… Какая я мать?
– Ну ты только себя-то не казни! – Маша потрясла подругу за плечи. – Если ты плохая мать, то я не знаю… Ты все эти годы только ей и занималась, себя не помнила. Что же плохого в том, что ты захотела быть счастливой? Ей бы радоваться за мать!
– Да что же ей радоваться, когда матери не до нее стало? – Лариса утерла щеки ладонью, всхлипнула. – Я и ему жизнь искалечила, и дочь потеряла. А ты говоришь – счастье!