Послышался въедливый шепот:
— Куда идем, а? К своим бы надо. А мы на запад.
— Топай себе, — отозвался басок. — Разговорился. Запад ему не подходит. На Берлин идем, ясно?
— Ясно, — покорно ответил тот, кто спрашивал.
— Эй, — негромко спросили в темноте (я узнал голос Очкарика и чуть не вскрикнул от радости), — кто здесь на Берлин собрался? Отзовись.
— Ну я. А ты кто?
— Старший батальонный комиссар.
— Виноват, старший батальонный комиссар! — всполошился басок. — Темень ведь, не признал, думал, какой боец, решил под свое начало принять. Извините. — Басок вновь спохватился — Докладывает старшина Могила.
Старшина назвал свою часть, а я поразился его фамилии. Угораздило же человека! Весело воевать с таким старшиной, ничего не скажешь.
— Это вы хорош насчет Берлина сказали, — заметил комиссар Бобров. — Раз живо чувство юмора, значит, и воин жив. А вот за то, что днем нас не поддержали, — не хвалю. Что же это вы, соседушки справа, оплошали?
— Наша рота не оплошала, товарищ комиссар. Не мое дело, конечно, приказы обсуждать, но так думаю, что лучше бы и вовсе не атаковать. Маловато сил.
— Хм, — ответил комиссар. Очевидно, и он был того же мнения:
Натыкаясь в темноте на устало дышащих бойцов и по-дурацки вякая «извините, пожалуйста», я направился к Боброву — единственно близкому мне сейчас человеку. Вот он, шагает со старшиной. Я пристроился рядышком. Сердце билось тревожно и радостно.
— Не оплошала, говорите, ваша рота? — спросил Очкарик.
— Так точно, товарищ комиссар. И полк был боевой.
— Почему «был»? — резко бросил Бобров.
— Номер от него один остался… Горстка бойцов уцелела. v
— А знамя?
— Знамя тоже. Полотнище у сержанта Седых.
— Значит, не был полк, а есть полк, товарищ старшина. И пусть знают об этом все бойцы. Ваш полк еще повоюет.
— Повою-ует, — с сомнением протянул тот, которому не хотелось идти на запад.
— Да, обязательно намнет фашистам бока, — Бобров вроде бы не заметил иронии. — И в Берлин войдет. Не нынче разумеется, — попозже. Не одолеть фрицам России.
— Да где он — полк-то? — не унимался зануда-боец. На месте Очкарика я наорал бы, пригрозил судом, — и без него тошно.
— Где полк, спрашиваете (на собственном опыте я уже убедился, что в подобных ситуациях вежливое «вы» хуже матюка и пощечины)? Где полк? Вокруг вас шагает. Вокруг вас, уважаемый. Пробьются бойцы со стороны Умани — усилится. Вырвется к своим, переформируется — и даст немцам под дых.
«Вокруг вас», «уважаемый» — слова эти вогнали меня в краску. Ведь и я думал, как тот гнус.
Кончился байрак, мы прошли — через кустарник и укрылись в небольшом урочище. На северо-западе слабо пробивалась заря. Что за черт! Заря на северо-западе?