Все это мне объяснил железнодорожник в красной фуражке, а потом спросил:
— А тебя не Юрой звать?.. Хм… Все ясно. Когда сорок первый отправлялся, на подножке мягкого вагона болтался мужчина в кожаном пальто и орал не своим голосом: «Юра!.. Ю-уура!» Все ясно, идем к дежурному по вокзалу.
Но идти я не мог. У меня словно сердце остановилось. И ноги к перрону приросли. Первый раз в жизни я оказался без отца. Меня охватил такой ужас, что я забыл обо всем на свете и, кажется, даже пустил слезу. Мне бы позвонить дяде Шуре — начальнику Ворошиловской железной дороги, ведь именно у него мы и жили в Ростове, пока папа монтировал на «Ростсельмаше» какие-то агрегаты. Но меня повели к дежурному, и я пошел, ничего не соображая. Только слышал сбивчивые слова Лары и как-то не очень сильно ее любил.
Дежурный по вокзалу дал на следующий перегон телеграмму — успокоить моего папу. А меня зачем-то втиснули в дачный поезд и повезли в Таганрог. С Ларой я толком не попрощался не до нее было.
В дачном поезде пришел немного в себя. Купил два эскимо, съел и понял, в каком ужасном положении нахожусь. В одном пиджаке, и брюках «гольф», один, а в кармане (и зачем только я покупал эскимо!) два рубля восемьдесят копеек. И неизвестно, что мне теперь делать в Таганроге? Меня туда просто спихнули. А все из-за Лары. Дернуло ее меня провожать!
Приехали в Таганрог. Меня здесь почему-то сразу узнали, посадили в другой поезд, о котором говорили, что он очень быстро идет, — курьерский. Правда, моего поезда он все же не догонит. Разница в четырех часах.
В купе было пусто. И это хорошо. Дело в том, что мне впервые пришлось голодать. Оставшиеся деньги я боялся тратить, хоть из ресторана буфетчики без конца таскали корзины со сдобой. Когда становилось невтерпеж, шел в уборную и пил из умывальника мутную воду.
В Харькове я, наконец, ясно понял, что Лара — обыкновенная, ничем не примечательная девочка. Курносая, с жидкими косичками.
Вышло это так. Выскочив на мозглый ноябрьский ветер, я купил желтый, с небольшую дыню, огурец, кусок хлеба и полкило ливерной колбасы — серую кишку, набитую подозрительным фаршем. Можно было бы купить и хорошей колбасы, но я решил сэкономить рубль.
Сэкономил напрасно. Рубль я этот впопыхах потерял, так как боялся опоздать на поезд. И вот, Попробовав ливерки, огурца, который вздохнул и брызнул в лицо тухлой жижей, когда я его укусил, я живо представил золотистый белужий бок, паюсную икру в голубой банке, седую от выступившей соли колбасу салями, хрустящие французские булочки!.. Все это осталось у папы. А мне приходится давиться ливеркой. За что!