Но даже они не сумели растопить осколок льда, затаившийся глубоко в его сердце.
* * *
На рассвете Лорин был раздет до нага и растянут на дереве, высоко вознесшем к печальному пасмурному небу свои ветви. За время казни гном не проронил ни звука. Лишь сверкали его глаза, смотревшие на кобольдов.
На этот раз Архут оказался мрачен. Ночь дала ему больше времени на размышления. Он знал, что после этой единственной смерти разразится страшная война меж племенами Рудных гор, но к своему сожалению ничего сделать уже не мог. Гномы не прощают предателей.
Но также они не простят и кобольдов. Обида запомнится на долгие-долгие годы.
Когда казнь закончилась, предсмертный хрип не рвался уже из легких гнома, солнце поднялось высоко в зенит, а небо частью расчистилось.
Взгляды тангаров обратились к старейшине.
— Твоя воля свершилась, Архут, — сказал он. — Теперь — ты должен уйти.
Тот ничего не ответил. Лишь кивнул головой в знак согласия, развернулся и скрылся в зарослях. Примеру немедля последовал весь его отряд.
Старейшина глубоко вздохнул.
— Тангары, — обратился он к собравшимся вокруг него. — Нам нелегко дался бой. И ведомо мне, как вы устали. Но у нас мало времени… Ночью мы простимся с погибшими и залечим раны. А после, должны продолжить путь.
И тут же раздались команды опомнившихся десятников и слова простых воинов, вспомнивших о погибших друзьях.
— …Корин… да как же он там?
— …Неужто Дварин достанется червям на съеденье?
— …небывать тому… не дадим на поживу…
Работали споро. Шли в бывшее эльфийское прибежище, выискивали среди густого тумана тело очередного тангара, осторожно укладывали на импровизированные носилки и сносили в лагерь. Там укладывали в один ряд, закрывали лица платками.
Тела остыли, но все же остались нетронутыми ночными гадами и вороньем все время кружившим над местом битвы. За этим специально следили сменные дозоры. Ни одной твари они не давали прикасаться к священной плоти тангара.
Работали до вечера, не жалея себя. Словно пытаясь извиниться за то, что оставили в лесу кости братьев своих.
Тирди положил в ряд очередное тело, накрыл платком, встал. Его работа закончилась — перенесли практически всех, остались единицы. С ними справятся и без него. Потому что не мог он больше ходить и подбирать то, что осталось от его друзей.
Он ушел. Это не возбранялось, старейшина понимал горе каждого тангара и не препятствовал.
Все остальное время до начала обряда погребения Тирди провел у костра.
* * *
— Помянем братьев наших, сложивших головы в бою, — сказал Ларн и первым поднял над головой деревянную чашу. Все последовали его примеру.