— Шарлотта, этот миг — он совершенно земной. Любовью занимаются без всякой элегантности и утонченности, и даже без изысканности. Двое сливаются воедино совершенно примитивным образом, это пот, и жара, и необузданное наслаждение, и после этого обязательно требуется принять ванну.
Она широко распахнула глаза.
— Никакой утонченности? Вивьен ля Блу ничего об этом не говорит. Ванна… да, думаю, что со всей этой выделяющейся влагой леди действительно может потребоваться ванна, но я не предполагала, что и джентльмену тоже.
Теперь Дэр откровенно улыбался. Он взял ее за руку и провел по своему телу.
— Что ты ощущаешь?
— Твоя грудь покрыта потом.
— И?
Она вспомнила ощущение под ладонями.
— И спина тоже.
— И?
— И ты липкий.
Дэр провел пальцем по ее груди, а потом по спине.
— А ты?
Шарлотта опустила взгляд.
— Тоже, хотя мама всегда говорила, что леди не потеют, они сияют.
Дэр навис над ней, толкнув ее на мягкое одеяло, прижал губы к уху и начал его покусывать. Шарлотта чуть повернула голову, чтобы ему было удобнее.
— Я доставил тебе наслаждение?
— Да, — шепнула Шарлотта, погладила его по груди и нашла два маленьких соска, которые собиралась исследовать. — Очень большое.
— И ты мне тоже, — ласково сказал он, дыша ей прямо на губы. Она посмотрела в его темно-синие глаза, и тревога ее улеглась. — Ты совершенно полноценна, милая. Ты просто полна страсти. — Он поцеловал ее, прижимаясь всем телом, и языки их сплелись так же чувственно, как делали это чуть раньше тела.
— Я считаю ваше поведение совершенно скотским, Аласдэр.
— Мне известно ваше мнение, Шарлотта.
— Просто поверить не могу, что вы тот же самый мужчина, который вчера ночью познакомил меня со всеми прелестями организма! Вы здорово изменились при свете дня!
— Оргазма, Шарлотта. Вы намерены съесть этот последний кусок хлеба?
— Вы разбиваете мне сердце!
— Сожалею, но печальное состояние вашего сердца никак не повлияет на мое решение.
— Но про нас все сплетничают! — Шарлотта протянула мужу небольшую серебряную подставку с последним куском поджаренного хлеба. Как он может есть, если ее жизнь распадается на куски? — Наши имена у всех на устах! Я не могу шагнуть за порог этого дома, меня тут же начинают позорить и унижать! Я не смогу выжить в обществе, где стала объектом нелепых и жестоких слухов, и полагаю, что с вашей стороны ужасно бесчувственно заставлять меня оставаться в городе, когда у вас имеется три превосходных имения, куда мы можем удалиться до тех пор, пока все это не забудется.
Дэр хладнокровно намазывал на остывший гренок фруктовый джем.