Но он жаждал Джулиану. Жаждал ощутить ее запах, ее вкус. Жаждал дотронуться до нее. Обнять. Всего один раз.
Дурак. Немного заняться сексом с Джулианой примерно так же безопасно, как для выздоравливающего алкоголика выпить всего разок. Тебя затянет обратно в мир, который почти уничтожил тебя, затянет так быстро, что ты уже никогда не придешь в себя.
Джулиана вышла из спальни девочек и закрыла дверь.
С распущенными черными волосами она выглядела как полуангел-полусирена. Пряди волос дразняще касались ее обнаженных плеч, а бледно-голубой топ открывал ложбинку на груди и заканчивался в дюйме над низко сидевшими джинсами. Ее бедра обвивал широкий плетеный пояс, украшенный бусинками.
Рекс увидел, что она еле заметно улыбается. Опасна. Чертовски опасна.
— Девочки легли спать.
— Тебе пора отдохнуть. Завтра рано вставать.
— Сейчас всего девять. Почему бы тебе не включить музыку? — Она села на диван и скрестила ноги.
— Нет стерео.
— У тебя нет стерео? Согласись, это немного необычно, учитывая то, чем ты занимался раньше?
— Музыка перестала быть частью моей жизни.
— Почему?
По многим причинам, ни одну из которых он не назовет.
— Нет времени.
— Тебе было тяжело покинуть то, что ты любил?
— Нет.
Лжец. Иногда — например, сегодня, например, сейчас— его переполняли чувства и его тянуло к гитаре, чтобы излить эти чувства.
Чем больше времени он проводил с Джулианой, тем больше думал о старой «Фендер» в глубине шкафа. Но он не вытащит электрогитару, не позволит Джулиане вернуть его в тот мир. Мир, который стоил ему его семьи, дома, друзей и самоуважения.
Она поднялась и подошла к окну, у которого стоял Рекс. Он вдохнул ее аромат специй и цветов.
— Как ты нашел мужество самостоятельно строить свою жизнь?
Его оглушила неуверенность в глазах Джулианы.
— Что не так с твоей жизнью?
— Ожидания. Их. Мои. Иногда у меня такое чувство, будто моя жизнь — не моя собственная и то, что я хочу, не имеет значения.
— Я знаю, что ты имеешь в виду. Многих детей спрашивают, кем они хотят стать, когда вырастут. Меня никогда никто не спрашивал. Я родился, чтобы унаследовать семейное ранчо, как мой отец, а до него — мой дед.
— Но это было не то, чего ты хотел?
— Я не хотел проводить год за годом, беспокоясь о засухе, о болезни или о том, хватит ли денег на еду после суровой зимы. Я не хотел умереть молодым, не хотел свести себя в раннюю могилу непосильным трудом, как мой дедушка. Я хотел большего. И я хотел уехать.
Почему он никогда не пытался объяснить свои страхи родителям вместо того, чтобы осыпать их оскорблениями?
— Я уехал. Но сначала сжег за собой мосты. Я слушал свое сердце.