Ада рассмеялась, стараясь, чтобы было как можно тише, но потом плотина прорвалась. Сдерживаться и дальше просто не могла. Сальникова плакала, вцепившись в потную мужнину рубашку и плотно уперевшись лбом в его грудь.
Те минуты она запомнила плохо. Сознание — в прямом смысле слова — вернулось к ней спустя почти полчаса. Оглядевшись, женщина поняла, что сидит за кухонным столом со стаканом воды в руке, а муж стоит напротив, сунув руки в карманы.
Им нечего было друг другу сказать. Все последнее время они только и ждали появления характерных симптомов.
— Пойду, посмотрю на Миру. — Ада встала и отправилась в спальню. Ее квартира была такой же огромной, как все остальные в этом секторе. Президентский люкс. Сейчас он казался холодным, словно пещера. Холодным и чужим.
Мире было одиннадцать лет, и она еще сохранила детскую способность засыпать мгновенно и спать глубоко, невзирая на все потрясения.
Войдя в спальню и не включая света, Ада постояла. Глаза привыкли, и женщина разглядела силуэт девочки. Как всегда, она сбросила одеяло, запнула его к спинке кровати и раскинула ноги. Сальникова подошла, укрыла дочь и проверила температуру. Девочка была здорова.
В дверном проеме возник силуэт мужа. Ада некоторое время постояла, рассматривая спящую дочь, а потом, развернувшись, резко вышла.
— Тебе надо поесть, — сказал муж. — Поспать. Ты хоть представляешь, на кого ты похожа?
Ада провела по заложенному носу рукой. Она была не в том состоянии, чтобы выслушивать дельные советы.
— Я собираюсь сделать объявление. — Женщина взяла мужа за обе руки, подвела к столу и посадила напротив себя. Со стороны они напоминали пару на первом свидании, где более решительная дама признается кавалеру в любви.
— Ну. Какое? — отозвался Эрик.
— Я… хочу выйти на поверхность… Возможно, там мы сможем что-то сделать…
— Что?
Ада склонила голову. Озвученная, навязчивая идея выглядела хуже некуда.
Был момент, когда казалось, надо отступить, забыть, отказаться, превратив все в шутку, но… Ада вдохнула воздух, выдохнула и повторила. Тверже.
— Я собираюсь объявить, что мы выходим. Может быть, это не остановит эпидемию, но, по крайней мере, пусть люди увидят небо. Не так уж и мало, верно? Небо. Вживую. Не через видеокамеры и записи.
— Понимаю, — сказал Эрик. Его глаза блестели в полумраке. — Я согласен. Я хотел бы увидеть небо. Да. Тут повсюду пахнет кровью. Внизу, в Госпитале, груды трупов. А если прислушаться, можно услышать крики тех, кто еще жив. Они доходят через воздуховоды. Я не могу их слушать. Мне кажется, что когда я открою дверь квартиры, за ней окажется толпа окровавленных мертвецов.