В то утро прибыл нанятый ею подрядчик со своими людьми, чтобы приступить к реставрации. С этого момента она целыми днями была занята — проверяла планы, сметы, счета, выясняла у мастеров, как идет работа.
Тем временем Стюарт спал каждый раз до полудня, потом запирался в музыкальном салоне и писал аранжировки для ближайшего турне.
Он продолжал работать и после ухода мастеров, до поздней ночи.
Теплыми летними вечерами звуки его рояля вплывали в комнату Робин. Ей нравилось, забравшись на кровать с ногами, с открытой книгой или незаконченным письмом на коленях, прислушиваться к звукам рояля, свидетельствовавшим о его присутствии. Ближе к полуночи, отдыхая, Стюарт принимался играть классические пьесы, и она засыпала под чарующую, потустороннюю музыку Дебюсси или Пуленка.
Кроме нескольких раз, когда Робин пришлось побеспокоить Стюарта из-за подписи на чеках подрядчика и поставщиков, она встречалась с ним только однажды. В тот вечер он пригласил ее в ресторан, где они были во время их первой поездки. Она ожила под его нескончаемыми комплиментами и очаровательными манерами, но после возвращения в Броган-Хаус он вновь взялся за работу.
Сейчас, включив верхнее освещение в кухне цокольного этажа дома, Робин попыталась убедить себя в том, что довольна тем, что, по-видимому, он решил не брать ее с собой, когда поехал в Бостон. В конце концов ничего не изменилось.
Возможно, ничего, кроме нее. Она уже знала, что не сможет быть прежней после этого лета. Внутри нее что-то настроилось на другой лад. И виной тому и теплый летний воздух, и тяжелый аромат диких цветов, и мягкие звуки пианино, плывущие по ночам в ее комнату…
Робин очнулась и постаралась выбросить эти одурманивающие образы из головы. Она вынула из огромной железной печки крошечный рогалик, налив кофе, села за стол посередине кухни и раскрыла лежащую перед ней вчерашнюю «Бостон-Глоб».
Она читала первую страницу, держа недоеденный рогалик и недопитый кофе, и вдруг интуитивно посмотрела на дверь. Она ничего не слышала, ни единого шороха, но тем не менее в дверном проеме увидела Стюарта.
Как обычно, воздуха, казалось, перестало хватать, и все вокруг померкло. Он был так знаком — и так загадочен! Каждая черточка его лица навсегда запечатлелась в ее памяти, и все же каждый раз, когда она видела его, это был захватывающий дух момент открытия.
Он был идеально выбрит, одет в сапоги, джинсы и натянутую на широкую грудь темно-синюю тенниску. Присмотревшись внимательнее, она заметила его затуманенный взгляд.
— Уф!.. — проворчал он. — Как ты можешь вскакивать в такую рань?