В четвертом издании эта фраза отсутствует. Не являлся партнером, нет.
Вот Хентова в первом издании рассказывает о Первом фортепианном концерте Чайковского — его истории и его знаменитых исполнителях. Каких только имен здесь нет! Сноска: «Добавим, что Клайберн был знаком с записью концерта, сделанной Э. Гилельсом в США с Чикагским оркестром под управлением Ф. Рейнера; всего лишь за две недели до третьего тура он слышал концерт на открытии конкурса пианистов в исполнении Э. Гилельса».
В четвертом издании — читатель, вероятно, уже предвидит — эта справка исчезла. Не слышал Клиберн Гилельса, не слышал.
Немного отвлекусь и скажу здесь: исполнение Гилельсом Первого концерта Чайковского — особая глава в «биографии» этого сочинения. Концерт Чайковского и Эмиль Гилельс — едва ли не синонимы, настолько прочно слились в сознании слушателей это произведение и его исполнитель. По словам Якова Флиера, интерпретация Гилельса стала «образцовой как для музыкантов, так и для миллионов любителей музыки». Критика именовала ее «эталонной», если в искусстве вообще возможны эталоны. А Геннадий Рождественский назвал Концерт Чайковского в гилельсовском исполнении «величественным звуковым монументом, изваянным навечно…»
Концерт сопровождал Гилельса всю жизнь — им «отмечены» важнейшие вехи. Он играл его в финале Брюссельского конкурса; им он начал (с Юджином Орманди и Филадельфийским оркестром) первую поездку по США в 1955 году; с ним же выступал на торжествах, посвященных десятилетию ООН (с Леонардом Бернстайном и Оркестром Нью-Йоркской филармонии); когда же Гилельс сыграл его в дни Первого Конкурса им. Чайковского, критика отмечала: «…Стало особенно ясным, как далеки от подлинных высот мастерства все без исключения конкурсанты».
К счастью, Гилельс много раз записывал концерт (сохранились и записи телевидения). Это шедевры исполнительского искусства; перечислить их нет возможности. Все же, думаю, запись с Зубином Метой и Оркестром Нью-Йоркской филармонии должна быть признана наиболее впечатляющей; она сделана во время концерта в Эвери-Фишер-холле, и создается иллюзия, будто мы — в зале. Гилельс играет вдохновенно, с какой-то особенной приподнятостью; на языке музыки Чайковского он «говорит» с абсолютной естественностью и внутренней свободой, он словно излучает эту музыку; нет смысла в «пересказе» — это надо слышать. Зубин Мета понимает Гилельса «с полуслова»; ансамбль создается поистине совершенный.
Но возвратимся к хентовской книге. Любопытна одна деталь: «Нельзя не заметить в последние годы, — сказано в первом издании, — тенденции к сдержанным темпам у выдающихся советских пианистов — Э. Гилельса, С. Рихтера».