— Боюсь, в твоем положении это невозможно, — возразил Юнио.
— Ты можешь оставить нас наедине на несколько минут? Нам с Хосе Марией нужно поговорить, — вмешалась в наш спор Монтсе.
— Хорошо. Я приехал один, без Габора. Буду ждать внизу, в машине.
— Спасибо.
Когда дверь за Юнио закрылась, я произнес:
— Я не хочу подвергать тебя опасности. И расставаться с тобой не хочу.
— Боюсь, уже слишком поздно, — сказала она ровным голосом.
В это мгновение я понял, что в какой-то момент, пока меня не было, колдовство нашего брака разрушилось.
— Что ты хочешь этим сказать?
Монтсе подошла к одному из книжных шкафов, стоявших в гостиной, достала оттуда книгу, полистала ее и протянула мне лист с печатным текстом, озаглавленный: «Правила партизанской борьбы». Я наугад прочел один параграф, в котором советовалось начинать с самых простых действий, например рассыпать шипы на дорогах, по которым чаще всего ездит техника противника, или натягивать тросы над шоссе, чтобы «отпиливать» головы водителям и пассажирам вражеских мотоциклов.
— Что это такое, черт возьми? — удивился я.
— Я кое с кем познакомилась… — произнесла она с запинкой.
— С кем? — настаивал я.
— С членами Сопротивления из патриотических боевых отрядов, — призналась Монтсе.
— То есть с убийцами. То, что они предлагают, не слишком отличается от действий немцев.
— Разумеется, отличается! — возмутилась она. — Они сражаются за правое дело.
— Отрезая головы?
И в подтверждение своих слов я помахал листовкой, которую она мне вручила.
— Это необходимо, — тихо произнесла она.
— Я до сих пор помню, как ты отреагировала, когда твой отец и секретарь Оларра оправдывали убийство евреев в «Хрустальную ночь».
— Обстоятельства разные, — стала оправдываться она. — Я пообещала им свою помощь, и ничто не заставит меня изменить свое решение.
— Ты также обещала быть рядом со мной в бедах и радостях, — напомнил я.
Я чувствовал, что наши отношения могут кардинальным образом испортиться, но не осмеливался делать столь далеко идущие выводы. Я привык мириться с недостатками Монтсе, а она — с моими. Худшим из моих пороков, несомненно, была ревность. Это властное чувство сжимало мне сердце и превращало меня в человека одержимого и одновременно в неудачника.
— Мое решение никак не связано с нашим браком.
— С чем же оно тогда связано?
— Со мной, Хосе Мария, с моей совестью.
Я начинал ощущать себя негодяем, пытающимся шантажировать порядочного человека, завоевав его доверие.
— И сейчас твоя совесть велит тебе покинуть меня, чтобы убивать немцев.
— Ты чудовищно несправедлив! Я просто считаю, что ты выбрал неудачный момент, чтобы просить меня исполнять роль примерной жены.