В самом деле, после долгих месяцев, проведенных мною сначала на линии Густава, а потом в Берлине, мне хотелось именно этого — чтобы она была мне женой. Однако в то время Монтсе, как и многих римлян, увлек ветер сопротивления. О какой уж тут спокойной семейной жизни можно было говорить. Конечно, мы жили в оккупированном городе, но именно поэтому нам не помешала бы лишняя капля любви и тепла. Я понимаю, когда с неба падают бомбы, любовь — слишком уязвимое убежище. Любовь — чувство слишком хрупкое, и война, как правило, наносит ей непоправимый ущерб, но в случае с Монтсе все зашло слишком далеко.
— Можно поинтересоваться, где ты познакомилась с этими людьми?
— Ты действительно хочешь знать?
Я кивнул.
— Они приходили за тобой.
— За мной?
— Они хотели убить тебя. Считали тебя коллаборационистом, думали, что мы предатели. Мне пришлось рассказать им правду. Я сообщила им о Смите и о твоих планах. И теперь все мы сражаемся с общим врагом.
Я хотел было спросить ее, кто такие «все мы», но потом решил оставить риторику в стороне и заставить ее понять, что борьба, о которой она говорит, сопряжена со множеством опасностей.
— Ведь Юнио уже сказал тебе: Смит погиб в гестапо. Видит Бог, я не прощу себе, если с тобой случится то же, что и с ним.
Но моя речь не произвела на нее никакого впечатления.
— Если я сейчас буду прятаться, мне придется прожить остаток жизни с сознанием того, что я струсила.
— Мы уже сделали достаточно. Если бы это было не так, немцы не охотились бы за мной.
— Война идет на улицах Рима, и я не буду прятаться, — твердо произнесла она.
После наших споров власть, которую Монтсе имела надо мной, часто становилась сильнее. Причина тут довольно проста: большинство таких дискуссий возникало из-за моих возражений.
— Тебе дали какое-нибудь поручение? — поинтересовался я.
— Завтра мне предстоит забрать ящик с шипами из скобяной лавки в Трастевере, а потом я должна буду распространять подпольные материалы.
Мало что так досаждало немцам, как эти шипы — изобретение Рима времен цезарей, подхваченное партизанами: они исключительно эффективно протыкали шины автомобилей германской армии.
— Твои друзья сообщили, что тебя расстреляют, если поймают с этими шипами?
— Я знаю. Приходится рисковать. Разбрасывать шипы и распространять листовки, призывающие к восстанию, — это часть моего обучения. По окончании подготовки мне поручена более важная миссия, — призналась Монтсе.
— Что за миссия?
Монтсе несколько секунд молчала, прежде чем ответить:
— Я должна убить Юнио.
На какое-то мгновение я подумал, что она шутит, но напряжение на ее лице заставило меня понять: она говорит серьезно.