«Пожалуй, пусть лучше выплачется», — решила Анна, так как почувствовала, что сама сейчас разрыдается.
— Ты не знаешь, какие у меня проблемы.
— Ах, какие у тебя могут быть проблемы! — вздохнула Барбара.
— О, ты даже себе не представляешь. Ты просто представить себе не можешь, — снисходительно сказала Анна. Она снова почувствовала себя ребенком, на четвереньках ползущим в материнские объятия. Только не вредна ли такая инфантильность?.. Ну, в конце концов, рассудила Анна, это всего лишь короткий телефонный разговор, и даже Вильгельм Гроэ верит в открытое выражение чувств, особенно когда они предназначаются родной матери.
— Анна, я тебя знаю, — сказала Барбара, шмыгая носом. — Твое решение бросить свою работу — это все твои фантазии. То же самое было с тем мальчиком в школе. Как там его звали? Чарли Сакер?
— Секер.
— У тебя прекрасная скромная работа. Зачем ее бросать?
— Мама, запомни, теперь на меня уже не действует эмоциональный шантаж.
— То же самое было, когда ты захотела стать собаководом.
— Мне же было всего семь… — возразила Анна, стараясь сохранить серьезность.
— И косметологом. Помнишь? Ты тогда сказала, что это твоя «мечта».
Анна действительно так сказала, когда, закончив Политех, умоляла родителей оплатить ее учебу в Лондонском институте красоты и моды.
Брошюра, в которой рекламировался этот курс, представляла все в радужном свете, на фотографиях были запечатлены красавицы, делающие стрижки на красивых головах или маникюр на тонких, изящных руках. Были там и глянцевые фотографии студенческого кафе, где холеные студенты попивали капуччино. Но Анна и не подозревала, что красота может быть такой серьезной научной дисциплиной — с лекциями, курсовыми работами, зачетами. В реальности ей приходилось возвращаться домой, сгибаясь под тяжестью учебников с иллюстрациями женщин, страдающих всякими заболеваниями кожи. В первый же день на нее обрушилась информация о сыпи, фурункулах и прыщах.
Она бросила учебу после первого же семестра.
— Анна, это было то, чем ты «всегда» хотела заниматься.
— Мама, тогда я была очень молода, — сказала она, изо всех сил сопротивляясь возвращению к своей старой роли — роли ребенка Барбары, которая в свою очередь играла (бездарно) роль матери.
— Твоя «мечта»… — повторила Барбара, но без тени осуждения или насмешки. — Ты не могла без этого жить. Ты хотела быть косметологом всех звезд Голливуда.
— Я про это забыла.
Анна уже начала улыбаться.
— Так, значит, папа съехал? — Она села на диван и подтянула колени к груди. Ей нравилось это состояние — снова быть ребенком.